Китаец
Шрифт:
— От кого она услышала о катастрофе?
— От Я Жу. Брата Хун. По его словам, Хун решила заехать поглубже в буш, хотела увидеть диких животных. Шофер якобы слишком превысил скорость. Джип перевернулся, и Хун умерла мгновенно. Вдобавок машина загорелась из-за утечки бензина.
Биргитта Руслин покачала головой. И поежилась. Она попросту не могла себе представить, что Хун умерла, стала жертвой банальной дорожной аварии.
— Несколькими днями раньше между Хун и Ма Ли состоялся долгий разговор, — продолжала Хо. — Не знаю о чем. Ма Ли не нарушает оказанного друзьями доверия. Но Хун однозначно предупредила: если с нею что-то случится, вы должны об этом узнать.
— Почему? Мы были едва знакомы.
— У меня нет ответа.
— Ма Ли, наверно, все-таки объяснила?
— Хун хотела, чтобы вы знали, где найти меня в Лондоне, если когда-нибудь потребуется помощь.
Биргитта Руслин почувствовала, как с новой силой нахлынул страх. Зеркальное событие, думала она. На меня нападают посреди пекинской улицы. С Хун происходит несчастье в Африке. Каким-то образом это взаимосвязано.
Сообщение напугало ее. Если вам когда-нибудь потребуется помощь, знайте, в Лондоне есть женщина по имени Хо.
— Нет, все-таки я не понимаю. Вы приехали предупредить меня? Но что может случиться?
— Подробностей Ма Ли не сообщила.
— Однако написанного в письме оказалось достаточно, чтобы вы приехали сюда? Вы знали, где я живу, где меня найти? Что написала Ма Ли?
— Хун рассказала ей о шведке-судье, госпоже Руслин, которая была ее давним близким другом. Описала прискорбное нападение и тщательное полицейское расследование.
— Она правда так говорила?
— Я цитирую письмо. Слово в слово. Кроме того, Хун упоминала о фотографии, которую вы ей показывали.
Биргитта вздрогнула:
— В самом деле? О фотографии? А больше она ничего не говорила?
— Говорила о китайце, который, как вы считали, имел отношение к событиям в Швеции.
— Что она сказала о нем?
— Хун тревожилась. Она что-то обнаружила.
— Что именно?
— Не знаю.
Биргитта молчала. Пыталась истолковать сообщение Хун. Возможно, это предостерегающий оклик из безмолвия? Хун подозревала, что с нею может случиться беда? Или знала, что Биргитте грозит опасность? Выяснила, кто такой тот человек с фотографии? Почему же тогда не сообщила об этом?
Тревога в душе росла. Хо молча в ожидании смотрела на нее.
— На один вопрос я должна получить ответ, — наконец сказала Биргитта. — Кто вы?
— Я живу в Лондоне с начала девяностых. Приехала тогда как секретарь посольства. Потом меня назначили главой британско-китайской торговой палаты. Сейчас я сама себе хозяйка, консультирую китайские компании, которые намерены обосноваться в Лондоне. Кроме того, имею дело с большим выставочным комплексом, строящимся вблизи шведского Кальмара. Работа заставляет меня разъезжать по всей Европе.
— Откуда вы знаете Хун?
Ответ прозвучал совершенно неожиданно:
— Мы родственницы. Двоюродные сестры. В общем-то знакомы с детства. Хотя Хун на десять лет старше меня.
Биргитта Руслин думала о том, что Хун якобы назвала ее своим давним другом. Здесь заключено какое-то послание. У нее напрашивался только один вывод: их короткая дружба затронула глубины. И большое доверие было уже возможно. Или скорее необходимо?
— Что было в письме? Обо мне?
— Хун хотела, чтобы вас известили как можно быстрее.
— А еще?
— Я уже говорила. Вы должны знать обо мне — где я, на случай, если что-нибудь произойдет.
— Вот здесь рвутся все нити. Что произойдет?
— Я не знаю.
Что-то в интонации Хо заставило Биргитту насторожиться. До сих пор Хо была искренна. Но здесь явно сквозила уклончивость. Хо знает больше, чем говорит, подумала она.
— Китай — огромная страна, — сказала Биргитта. — Западный человек легко путает размеры с загадочностью. Недостаток знания оборачивается мистикой. Наверняка и у меня: вот таким же образом я воспринимала Хун. Что бы она ни говорила, я никогда не могла вполне понять смысл ее слов.
— Китай не более загадочен, чем любая другая страна на свете. На Западе придумали миф, что наша страна непостижима. Европейцы так и не примирились с тем, что не понимают нашего образа мыслей. И что мы сделали множество величайших открытий и изобретений задолго до того, как вы приобрели такие знания. Порох, компас, книгопечатание — все это изначально китайское. Даже в умении измерять время первыми были не вы. За тысячу лет до того, как вы начали делать механические часы, у нас уже имелись водяные и песочные часы. Этого вы нам простить не можете. Оттого и называете нас непостижимыми и загадочными.
— Когда вы последний раз виделись с Хун?
— Четыре года назад. Она приезжала в Лондон. Мы провели вместе несколько вечеров. Стояло лето. Мы подолгу гуляли в парке Хэмпстед-Хит, и она расспрашивала, как англичане относятся к развитию в Китае. Задавала сложные вопросы и выказывала нетерпение, если мои ответы были не слишком ясны. Вдобавок она посещала крикетные матчи.
— Зачем?
— Она не говорила. Интересы у Хун порой были неожиданные.
— Я не очень интересуюсь спортом. Но крикет, по-моему, полная загадка, невозможно понять, каким образом та или иная команда выигрывает либо проигрывает.
— Думаю, ее детская увлеченность основана на стремлении разобраться в английском образе мыслей путем изучения национального спорта. Хун отличалась упрямством. — Хо взглянула на часы. — Сегодня я должна вылететь из Копенгагена в Лондон.
Биргитта колебалась, задать ли вопрос, который исподволь сложился в мозгу.
— Вы, случайно, не заходили в мой дом позавчера ночью? В мой кабинет?
Хо, похоже, не поняла вопрос. Биргитта повторила. Хо недоуменно покачала головой: