Китайская петля
Шрифт:
Нет, не зря ему Мастер документы подсунул. Стало быть, все-таки семнадцатый век. Попал он сюда физически, в своем сознании, или еще как-то, принципиального значения не имело. Главное сейчас было — выжить, не замерзнуть, не погибнуть с голоду, найти Мастера.
Андрей поднялся и пошел туда, где в двадцать первом веке располагался город. В семнадцатом, насколько он помнил, там тоже жили. Топор он захватил с собой. Взял и кожаный пояс, на котором висел железный нож с рукоятью, обмотанной сыромятным ремешком, в ножнах из твердой коричневой кожи, украшенной тусклыми оловянными бляхами.
Вновь замелькали березовые стволы, они стояли часто, ближе и дальше, сливаясь в сумеречную черно-белую рябь. В подступавшей ночи, за кружением снега, где-то в глубине леса появилось слабое красноватое свечение. Поколебавшись, Андрей осторожно двинулся в его сторону. Пока шел — стемнело по-настоящему. Видны были лишь языки пламени, мелькавшие за черными стволами. Наконец, до слуха донесся треск, а затем ощутимо повеяло теплом.
Андрей вышел на открытое место и остановился. Перед ним сильно и ярко горело квадратное здание, сложенное из толстых бревен. Таких срубов он еще не видел: бревенчатые стены с узкими бойницами поднимались примерно на метр выше плоской крыши.
«Грамотно зажгли, по-сибирски, — подумал Андрей. — С четырех углов, чтоб и концов не найти».
Снег вокруг был испещрен круглыми следами с ямками в виде полумесяцев. «Подковы?»
Недалеко от горящего дома, на земле валялся еще один труп, из длинной шубы торчало несколько оперенных стрел.
Внезапно крыша дома провалилась, языки пламени и снопы искр рванулись к черному небу, навстречу редким снежинкам.
Жар, шум и треск еще усилились. Андрей склонился над трупом, и в следующий миг ему в спину уперлось что-то твердое и острое.
«И, а, сань, сы, у», — под внутренний счет до пяти, произнесенный по-китайски, Андрей высоко поднял руки и медленно обернулся. Перед глазами, снизу вверх, прошли переступающие копыта, грудь коня, обведенная кожаным ремнем, крупные желтые зубы, закусившие железные удила, черно-кровавый глаз, в котором отражалось пляшущее пламя. А выше, над конскими ушами, молодое скуластое лицо. Горящие глаза-щелки холодно и цепко впились в Андрея. Отсветы пламени играли на узком жале копья, под которым покачивалась длинная черная кисть. Всадник рявкнул что-то коротко и грубо, речь его напомнила Андрею когда-то слышанный казахский.
— Бельмеим! Моя твоя не понимай! — раздельно и четко ответил Андрей.
— Туда иди! — бросил всадник на ломаном русском, качнув копьем.
В черный ночной лес уходила свежевытоптанная тропа, скрываясь в густой поросли молодых берез. Горящий дом остался позади, но впереди замелькал еще один огонь. Тропа сделала поворот, за ним еще, Андрей протиснулся сквозь кусты и вышел на полянку, на противоположной стороне которой начинался густой сосняк. Похоже, на полянке отдыхал какой-то военный отряд. Горел костер, слышался треск сучьев, нос ощутил запах дыма. В медном казане, подвешенном над огнем, булькало какое-то варево, распространяя по лесу сытный мясной запах. На краю полянки стояли кони, к седлам которых были приторочены большие луки и копья со свисающими черными бунчуками. У костра, на расстеленных кошмах, устроились несколько азиатов в овчинных шубах и толстых стеганых кафтанах с нашитыми железными пластинками, с кривыми саблями на боку.
Один человек заметно выделялся среди прочих — на нем был низкий железный шлем с опушкой из лисьего меха, лисья шуба, под ней кольчуга с блестящими бляхами на груди. Из-под кольчуги виднелся длиннополый атласный кафтан с узорным подолом. Чуть поодаль, прямо на снегу, со скрученными за спиной руками сидели несколько славян, одетых в полушубки и валенки. У двоих лица окровавлены.
Андрей попытался было остановиться и осмотреться, но спина его сразу ощутила острый наконечник копья. Пришлось выйти на середину поляны. Спешившись, всадник скрутил Андрею руки и пинком отправил его к пленным, сам же подошел к воину в кольчуге.
— Кто таков? — услышал Андрей тихий шепот. Не поворачивая головы, к нему обратился ближайший пленник. — Русский, што ль?
— Русский, — прошептал Андрей. Пленник подозрительно глянул на черный кроличий треух.
— Казак аль хрестьянин?
— Лекарь я. — Ответ сам собой пришел в голову.
— С Красноярского острогу? Не припомню штой-то.
— Вчера приехал. А ты кто?
— Афонька я, Мосеев, десятник первой атаманской сотни. Не приведи Господь у кыргызов подыхать…
— А это кыргызы?
«Енисейские кыргызы. Хорошего мало, судя по тому, что о них написано».
— Кыштымя ихние, — ответил казак. — Вон тот кыргызин, в шубе. Рыщут, курвы, не иначе в лето на острог набегут.
Двое воинов поднялись от костра, подошли к пленникам, схватили Андрея за воротник. Подтащив к костру, швырнули на колени перед кыргызином. Тот брезгливо оглядел одежду Андрея, снял с головы треух, повертев, швырнул за спину. Подошел парень, взявший Андрея.
— Урус? Кзыл-Яр-Тура-ит? — грубо пролаял кыргызин.
— Русский? Красноярская собака? — перевел парень.
— Йок. Нет, — ответил Андрей по-казахски и по-русски.
Это была первая реакция — не называться русским. Не хорошо, конечно. Получается, с ходу отрекся от своих? Но надо. Надо сначала хоть разобраться, что к чему.
— Урянх? Тувинец? — перевел парень новый вопрос кыргызина.
— Саво. — Андрей назвал самое дальнее из известных ему финских племен. Был в Финляндии, залетело в ухо, а сейчас вот выскочило. Кыргызин пожал плечами, о чем-то переговорил с толмачом.
— Алып? — снова спросил Андрея.
— Воин? Казак? — перевел парень.
— Лекарь я, — ответил Андрей, показав браслет. Показал не думая, само так вышло.
— Ганкам , — подумав, сказал толмач.
Переведя ответ, парень продолжил что-то говорить кыргызину. Пожав плечами, тот вроде бы согласился. Андрею развязали руки, но ноги спутали длинной веревкой, позволяющей, впрочем, передвигаться. Зато вернули пояс с ножом и кинули старую кошму.
— Спи там. — Парень ткнул на место рядом с костром. — Завтра едешь с нами. Дело тебе будет.