Клад Наполеона
Шрифт:
Осторожно опустив бездыханное тело на пол, она выскользнула из библиотеки, никем не замеченная.
Теперь, до встречи с заказчиком, следовало закончить еще одно дело – зачистить следы, убрать Ольгу Зипунову, ту журналистку, чьим удостоверением она воспользовалась. Ведь вахтер в институте записал эту фамилию, и через журналистку могли выйти на нее.
У нее были ключи от квартиры Зипуновой.
Она вошла в квартиру. Собака Зипуновой, красивый ретривер по кличке Вики, запросилась на прогулку.
Она никогда не могла отказать ни одной собаке
Однако, когда они встретили Ольгу, собака повела себя как-то странно. Вики нервничала, повизгивала и все время пыталась втиснуться между хозяйкой и тренером. Когда она решила, что больше тянуть нельзя, и зашла сбоку, чтобы нанести Ольге свой коронный удар, собака подпрыгнула и всем весом навалилась на нее, отталкивая от хозяйки. В это время она боковым зрением заметила подозрительный джип, в котором явно кто-то прятался, и решила, что убивать сейчас Ольгу будет опасно. Тем более что уже очень скоро ей предстояла встреча с заказчиком.
Тогда она резко развернулась и направилась к своей машине, решив, что с журналисткой разберется позднее.
Барон фон Армист пришел в себя от пронизывающего холода.
Он долго не мог понять, где находится, что с ним происходит.
Ему показалось, что он плывет куда-то в мерно покачивающейся лодке. Над ним, в недостижимой высоте, мерцали холодные незнакомые звезды, время от времени прячущиеся за рваными стремительными облаками.
Вдруг впереди, совсем близко, раздалось короткое, хриплое лошадиное ржание. Это не был Голубчик – голос своего коня барон узнал бы среди сотен других голосов.
Значит, он не в лодке… наверное, в повозке… хотя скорее – в простой крестьянской телеге… ну да, теперь он расслышал натужный скрип несмазанных колес, мерные шаги лошади по промерзлой земле. И еще он почувствовал запах сена и увидел рядом со своим лицом колючую, душистую сухую траву.
Барон попытался приподняться на локте, чтобы оглядеться, но все тело болело, и он, мучительно застонав, снова вытянулся на спине.
– Очухался? – раздался совсем рядом с ним сочувственный женский голос, и над фон Армистом склонилось лицо, закутанное в теплый шерстяной платок. – Лежи, лежи, милок, скоро уже приедем!
– Холодно! – проговорил барон, с трудом припоминая русские слова. – Ошень холодно!
– Само собой, студено! – согласилась женщина и заботливо натянула на него повыше какую-то драную рогожу, прикрыла его сеном. – Ничего, солдатик, скоро ужо приедем! А в избе-то у меня натоплено…
Вдруг откуда-то из темноты высунулась оскаленная волчья морда. Фон Армист вскрикнул,
– Да не бойся ты, милок! Это же Полкан мой… Полкан, дурья твоя голова, куда ж ты в телегу заскочил? Напужал солдатика! Беги рядом!
Страшная морда исчезла, и тут же рядом раздался недовольный, обиженный лай.
«Что же со мной случилось? – думал барон, глядя на проплывающие в высоте звезды. – Должно быть, я попал в плен… впрочем меня, по крайней мере, не растерзали волки».
Он снова приподнялся, на этот раз более успешно, и сумел разглядеть, что едет в телеге, нагруженной сеном и запряженной мохнатой крестьянской лошаденкой, по промерзшей речной долине. Рядом с телегой шла, опираясь на суковатую палку, высокая женщина в тулупе и платке, рядом с ней бежала большая лохматая собака, которую он только что принял за волка.
– Ты лежи, солдатик, лежи! – проговорила женщина, обернувшись к нему. – Ты же так расшибся – страх! Хорошо, я тут проезжала да увидала тебя. А то бы сожрали тебя волки…
Только теперь барон вспомнил ужасные приключения минувшей ночи, зеленые волчьи глаза, светящиеся в темноте вокруг костра, бешеную скачку на Голубчике через ночной лес, бегущих по следу волков, страшную смерть Густава Крузенштерна…
Тут же он вспомнил шкатулку с удивительными узорами на крышке и с горечью подумал, что потерял ее и никогда больше не найдет.
В следующую секунду барон испытал чувство жгучего, мучительного стыда: он потерял весь свой отряд, на его глазах ужасной смертью погиб славный молодой офицер, а он думает о какой-то шкатулке!
Но перед его глазами снова замелькали магические спирали на шкатулке, и он вспомнил то удивительное чувство, которое испытывал, погружаясь в их волшебный узор…
Фон Армист подвинулся на своем неудобном, колком ложе, и в его бок уткнулось что-то жесткое. Протянув руку, он нащупал свою седельную сумку. Ту самую сумку, в которой… в которой лежала шкатулка!
Словно прочитав его мысли, женщина, шагавшая рядом с телегой, проговорила:
– Я и котомку твою подобрала. Уж не знаю, что там у тебя, а только ты ее к себе прижимал как дите любимое. Смотрю, сам еле живой, а котомку не выпускаешь…
«Значит, это судьба, – подумал барон, снова опускаясь на сено. – Я связан с этой шкатулкой какой-то мистической связью. Мне самой судьбой предназначено хранить ее».
Вскоре впереди раздался собачий лай, петушиный крик – барон понял, что они приближаются к деревне.