Кладоискатели (сборник)
Шрифт:
Володя пошел «по кругам» и не вернулся. Через год море выбросило бутылку. «Как в романе», — сказал Шухов. «Почему же, — возразил ему редактор. — На каких-то южных островах существует бутылочная почта. А наш парень всегда был немного романтиком. Но вы почитайте. В записках, мне кажется, содержатся серьезные обвинения».
Обвинения содержались. Доказательств Шухов не нашел. Вот только разве одна фраза, оброненная Володей. Два слова и цифры под ними. Он выписал эти цифры из Машиной тетради. Да, конечно, Володя был романтиком и вдобавок любителем детективных романов. Он вообразил, что это шифр,
Шухов поглядел на часы. «Может быть, убрать монетку?» Подумал и решил оставить ее на столе. Сейчас войдет Рогов. Пусть эта монетка напомнит ему все. Володя нашел ее. Это его заслуга, ему и будет предоставлено первое слово. Рогова надо подготовить психологически, его ассоциативная память должна сработать сразу, как только он войдет в кабинет. Он идет, недоумевая, не понимая, зачем его вызвали. Взгляд на монетку, который он несомненно бросит, возможно, ему, Шухову, что-нибудь скажет.
Дверь приоткрылась.
— К вам Рогов, — сказал секретарь.
— Пригласите, — ответил Шухов.
Дверь открылась шире, и вошел Рогов. Шухов мельком видел его год назад, запомнил неважно и сейчас с интересом взглянул на этого человека. На вид ему можно было дать лет двадцать восемь, хотя на самом деле Рогову было тридцать пять. Серый костюм тщательно отглажен. Длинное лицо, синие глаза, прямой нос. «А он импозантен, — подумал Шухов. — И благополучен. И ничего его не гложет, хотя прошел еще только год. Год! Всего один оборот шарика вокруг солнца. А Володи Безуглова нет, он так и не написал то, что хотел. Рогов вот дело другое. Он сделал, что хотел».
Поймав себя на этой мысли, Шухов задал вопрос: «А хотел ли Рогов?! Или его затянула нелепая цепь случайностей? Слабый человек, не удержался. Но нет, не похож Рогов на слабого человека. Все, что он делал, он делал сознательно. И кто знает, может быть, Маша была бы сейчас жива, если бы поступками Рогова не руководил тогда холодный расчет. Он ведь мог успеть прийти на помощь женщине».
— Садитесь. — Шухов показал на стул.
Рогов сел, заметил бутылку, монетку и рукопись на столе. По лицу пробежала мимолетная тень, он нетерпеливо дернул плечом и недовольно произнес:
— Опять?
Шухов промолчал, думая, называть ему Рогова по имени или нет. Решил, что не стоит. Нет смысла прятать свою неприязнь к этому человеку. Впрочем, и выражать ее открыто вряд ли нужно. Игры в кошки-мышки не предвидится. Все карты на столе. И в нужный момент Рогов сам скажет то, чего ждет от него Шухов.
— Да, опять, — сказал он, нажимая на слово «опять». — Правда, теперь уже по другому поводу.
— Не понимаю. — Рогов вытянул шею, пытаясь заглянуть в рукопись.
«Погоди, поймешь», — подумал Шухов. Вслух же сказал:
— Вы помните Безуглова Владимира Петровича?
— Газетчика? Помню. А что?
— Он разговаривал с вами.
— Кажется. О какой-то ерунде. Это было очень давно. Неприятный человек, должен заметить. И тогда мне было не до него.
— Он, между прочим, хотел еще раз встретиться с вами.
— Не понимаю, — снова дернул плечом Рогов.
— Я подумал, — сказал Шухов, — что будет полезно предоставить вам эту возможность…
— Но… — начал было Рогов, но, уловив предостерегающий взгляд Шухова, замолчал в ожидании.
— Поэтому не следует терять времени, — закончил фразу Шухов и подал Рогову рукопись.
— Почитайте. Возникнут вопросы — задавайте. Так мы быстрее достигнем взаимопонимания.
И Рогов поднял к глазам
Говорят, море синее…
Это серое. Тяжелые свинцовые волны мерно хлопают по днищу нашего плашкоута. Сегодня — десятые сутки. Три дня назад мы похоронили Клименко. Я привязал к ногам парня коленчатый вал от мотора. И он стоя пошел на дно.
Клименко умер от страха. Это я знаю. Потому что сам еще живу. И Веденеев живет. Мы лежим под брезентом на корме нашей железной посудины. Брезент защищает от снежных зарядов и от волн, когда плашкоут вдруг начинает беситься. У нас есть еще ящик стеариновых свечей, коробка спичек и разобранный мотор от катера, который мы везли в Речное.
Веденеев уверен, что нас ищут. Он рассказал мне с десяток подобных историй. И у всех были благополучные концы. В веденеевских историях потерпевшие кораблекрушение варили суп из ремней, добывали морскую капусту. Мы не пробовали делать этого. Ремней нет, капуста тоже что-то не просматривается. Клименко стал есть свечи. И умер. А мы с Веденеевым живем. Я читал, что люди могут обходиться без пищи по четыре недели. Слышал, что практикуется лечение голодом. Значит, у нас есть резерв времени. Во всяком случае я, наверное, успею… Потом положу эти записки в бутылку из-под шампанского, залью горлышко стеарином и буду ждать. Оба мы с Веденеевым будем ждать. Во-первых, потому, что нас ищут, а во-вторых, потому, что ничего другого в создавшейся ситуации нам не остается.
Не верится, что у моря есть берега… В Речном жители поселка сейчас ходят на берег с ведрами. Прибой выносит к ногам людей стаи маленьких серебристых рыб. Мойва идет метать икру и становится добычей волн, людей и хищной наваги. Навага тоже в это время подходит к берегу. Она сильней и изворотливей мойвы. Навага ждет мойву и успевает удрать от прибойной волны на глубину. А мойва не успевает и гибнет, отдавая свою жизнь ради продления жизни. Парадокс? Почему именно сейчас мне лезут в голову всякие грустные парадоксы? Не вовремя лезут. У меня мало бумаги, и я должен писать о Рогове. Все, что успел узнать о нем, и все, что не успел рассказать Шухову.
Почему Рогов привлек мое внимание? Он не понравился мне сразу. Но тут дело не в интуиции. Нет, я никогда ей не верил. И никогда не забывал о том, что Шухов называет презумпцией невиновности. Просто тогда я думал о многом, пристально вглядывался в окружавших эту женщину людей, пытался разобраться в их взаимоотношениях. Ибо только это могло бы дать мне в руки ключик к пониманию, или, точнее, к проникновению в психологию как Маши Дементьевой, так и Рогова. И я нашел ключик, но замок не хотел открываться с одного оборота.