Клан быка
Шрифт:
Черная гарпия, вцепившись лапами в плечи немца, приподнялась над ним, взмахнула крыльями – и врезала ими крест-накрест по шее немца. Вырубая и голову, и шею, и кусок груди…
Правее мелькнула и серебристая, пытаясь повторить маневр Алисы, – но то ли не рассчитала, то ли немец успел пригнуться. Стальные перья на конце крыла клацнули по каске и соскочили. Немца от удара качнуло, а гарпию развернуло, и она шлепнулась в песок.
Алиса уже повторила свой маневр, обезглавив еще одного немца. Бросилась на подмогу товарке…
Черная тоже отцепилась от разрубленного
Только последний немец был быстрее их всех.
Щелкнул воспламенитель, полыхнув ослепительным голубым пламенем, и из дула брызнул горящий бензин.
Серебристая гарпия метнулась в сторону, но огонь зацепил ее по крылу. Она завизжала и упала. Покатилась по песку, от боли молотя воздух лапами и целым крылом.
А огненная струя уже метнулась в другую сторону. Алиса попыталась лечь на крыло и повернуть, но скорости у нее почти не было. А воздух не земля, одним движением за него не зацепишься. Слишком медленно она скользнула в сторону, слишком ловко немец орудовал огнеметом.
Огненная струя окатила ее всю, а немец не отпускал гашетку. Все расстреливал ее пылающим бензином, поджигая перья и волосы, кожу, хрупкое тельце, поливал и поливал…
А потом струя ушла вниз и уткнулась в песок, а самого немца швырнуло на колени. Черная гарпия, сделав круг, упала на него со спины. Лапами вцепилась в плечи, а крыльями замолотила по шее с двух сторон, как ножницами.
Шипя от боли – кажется, будто обугленный круп все еще в огне, шкуры там уже не осталось, сгорела и облетела струпьями, а обугленная плоть все шкворчит, пузырится кипящей кровью, – Леха приподнялся и дернулся туда, куда падала Алиса…
Но это была уже не Алиса. На землю упал кусок чадящих углей. Даже не понять, живое тело это было или комок обгоревшего тряпья. Уже без движения.
Справа все вопила и каталась по песку серебристая гарпия, пытаясь потушить крыло. Язычки огня никак не желали опадать.
Черная гарпия шагнула к ней, но не стала помогать. Остановилась в шаге от товарки, примериваясь…
Стальные перья со свистом рассекли воздух – и так же легко прошли дальше, сквозь шею серебристой гарпии. Крик оборвался, по песку покатилась серебристая голова, разом остриженная по затылку. Облако обрезанных серебристых волос взметнулось в воздух и разлетелось нитями-паутинками.
Огонь, играющий с крылом, подпрыгнул к ним – шух! – и в один миг сжег. Лишь короткая вспышка да ниточки рассыпающегося пепла, как последний вздох выпорхнувшей души…
После рева огня, криков и воплей – стало тихо-тихо.
Лишь шелестели, останавливаясь, колеса завалившегося на бок мотоцикла, да шипели догорающие лужицы бензина.
Изуродованные трупы немцев. Сгоревшая тушка Алисы. Обезглавленная серебристая…
Леха поднял глаза на черную гарпию.
Та с вызовом глядела в ответ.
Шагнула назад, к трупу немца. Тщательно отерла конец крыла о его штаны. Снова с вызовом поглядела на Леху.
Леха стискивал зубы, чтобы не взвыть от боли, – господи, да когда же она кончится?! Может, лучше вот так же – крылом по горлу,
Кое-как выдавил:
– Спасибо…
Гарпия молча глядела в ответ. На ее лице застыло какое-то странное выражение. Маска, под которой она прятала что-то, чему не хотела давать выхода.
– Спасибо, – повторил Леха. – И все-таки зря вы в это влезли. Теперь они могут и за вас взя…
Лицо гарпии исказилось.
– Никогда! – прошипела она. – Никогда… Ничего… Не была должна… вам! И дальше не собираюсь! – Ее лапы сжимались и разжимались, кромсая когтями песок. – Ты помог нам, мы помогли тебе. И все. В расчете!
Она развернулась, в несколько шагов разбежалась по склону дюны – и бросилась в воздух, пикируя над самым склоном. Едва-едва перевалила через дюну, чуть не проехавшись по гребню грудью. Как ни поджимала лапы, все же чиркнула по нему когтями, оставив в песке зубастые выбоинки. И ухнула вниз по ту сторону дюны.
Леха мрачно глядел ей вслед.
В голове все гуляло это холодное и злое «вам». Она его почти выплюнула с ненавистью…
Сатир дрых на своем любимом уступе.
Сладко раскинулся на самом краю, утонув где-то далеко-далеко отсюда, в сладком мире грез. Не слыша ни шагов, ни шума ветра… Рука свисает через край, а морда безмятежная-безмятежная. Ну прямо младенец. Ангелочек. Однорогий…
Леха подскочил к скале, развернулся – и от души, изо всех сил лягнул камень.
Клацнуло похлеще, чем от выстрела. Уши заложило, а по всему телу, по каждой косточке прокатился болезненный удар. Но Леха этого почти не заметил. С чувством смотрел вверх. От удара сатир вздрогнул, дернулся – и свалился через край уступа. Поехал по наклонной стене, уже распахнув очумевшие глазки. Толком еще не проснулся, но ручки-ножки сноровисто находят точки опоры, не давая спуску превратиться в откровенное падение. Съехал по стене и задницей рухнул на гальку.
– Во, блин… Это что было? – Он помотал мордой, вытряхивая сон. – Такой сон запороли, суки…
Леха молча глядел на него. Проснулся, козел однорогий… Сатир перестал крутить головой. Медленно перевел взгляд на Леху – и тоже набычился.
– Так это ты, зараза?! Охренел?!!
Он попытался встать, но сморщился и зашипел от боли. Схватился за спину.
– Проснулся? – спросил Леха.
– Совсем очумело, рогатое?… – прошипел сатир, растирая спину. – Силушку девать некуда? Так я тебе сейчас быстро…
– Лезь на форум и вызывай каперов.
– Каперов?… – Сатир поднял глаза. – Охренел? Они только спать легли! Да и на фига они тебе?
– Немцы в игре!
Сонливость с сатира мигом слетела, он вцепился в кольцо и стал тереть его, будто решил оторвать вместе с мочкой. И так же быстро, как собрался, так же быстро поскучнел.
– Да у тебя еще и глюки, рогатое? Нет тут никаких немцев…
– На карте – нет.
Сатир нахмурился, глядя на Леху. Недоверчиво хмыкнул:
– Хочешь сказать, ты их уделал? Один – четверых? – Он тяжело вздохнул и покачал головой. – Иди спать, рогатое. Тут еще и не такое приснится. Если каждый кошмар всерьез принимать…