Klangfarbenmelodie
Шрифт:
Мелодия то ускорялась, то замедлялась, то приглушалась, то становилась громче, но при этом все равно оставалась такой нежной, что в ней хотелось купаться, хотелось кружиться.
Раскрываться.
Аллен пел — и обнажал себя, свои мысли, уже выраженные чужими словами, но нашедшие в нем несомненный отклик — мощный, прекрасный, яркий.
Внутри него была пустота все эти одиннадцать лет — и смотрел Аллен в пустоту. Это было будущее, не имеющее никаких перспектив, кроме постоянных догонялок с Адамом. Иногда юноша даже думал, что стоило бы сдаться ему на
Может, он стал бы хоть немного, хоть на йоту свободнее?..
Тики смотрел на него не отрывая глаз. Сияющий, глубокий, ошеломленный. Аллен пообещал себе еще долго помнить этот изломанный в своей ошарашенности изгиб бровей и приоткрытый рот.
Под веками защипало.
Потому что юноша пел про свои стигмы. Про свои клейма, про пути, которые потерял, про то, что ничего не видел, что глаза его насильно закрыты и что непрекращающийся дождь, окружающий его, казалось, вечность, слишком тёпел.
Аллен пел про себя — и чувствовал, как внутри всё бухнет, как грудную клетку словно что-то разрывает, как его, слабого и совершенно немощного, размывает мелодией, музыкой, словами. Своими эмоциями.
Он задыхался. Захлёбывался. Тонул.
Он хотел хоть с кем-то поделиться тем, как ему на самом деле плохо. Как ему горестно. Как ему тяжело. Он мечтал рассказать об этом однажды хоть кому-нибудь. Тому, кто мог бы поддержать, обнять, успокоить. Он мечтал однажды снять перчатку и не быть пожираемым огнём. Он мечтал посмотреть однажды в зеркало и не увидеть в нём мрачного ледяного урода с седыми волосами.
Он мечтал.
Потому что мечтать Аллен мог только на сцене. В платье, в парике, под тонной штукатурки и с искренней улыбкой, когда его никто не узнает, когда никто не поймёт, когда никому из знакомых не грозит опасность.
Потому что никому не известная Алиса с красивым голосом совершено не похожа на Аллена, за которым ведётся охота длиной в одиннадцать лет.
Когда песня закончилась, Уолкер не сразу понял, что по его щеке течёт слеза.
Он растерянно улыбнулся, вслушиваясь в повисшую в зале тишину, и поклонился, обескураженно поблагодарив всех за проведённый в его компании вечер. И аудитория буквально взорвалась аплодисментами, отчего Аллен счастливо рассмеялся, ловя летящие к нему цветы (нужно будет их все засушить), и спрыгнул со сцены, уже на автомате направившись к будто приросшему к своему месту Тики, смотрящему на него как-то слишком странно.
Чуть ли не восхищённо.
Мужчина выдохнул, когда Аллен приблизился, и мотнул головой, вдруг резко прижимая его к себе и утыкаясь носом в волосы.
Юноше стало немного жаль, что на нём парик. Тики обнимал надежно, ласково и крепко, как будто понял каждое относящееся к Уолкеру слово из песни.
— У тебя такой голос… Как же ты поешь… — горячо зашептал он ему на ухо, заставляя вздрогнуть и мягко гладя по спине.
Аллен замер, совершенно ошеломленный, непонимающий и какой-то…
У Тики на столе лежал букет красных тюльпанов. Но зачем нужны эти цветы, если Алиса — это Аллен, парень?.. Неужели…
Юноша отстранился, заглядывая мужчине в лицо — и замер. Тики смотрел как сжигал, и Аллен, конечно же, тут же и загорелся, вспыхнул как спичка, смущаясь и радуясь.
И совсем немного обижаясь на то, что смотрел Микк на Алису.
Аллен уже хотел сказать об этом, натянуто улыбнуться и отпрянуть, но Тики вдруг скользнул подушечками пальцев по его щеке и наклонился, легко-легко, едва ощутимо целуя в уголок губ.
Аллен дернулся, жмурясь на секунду, скользнул по шероховатой ткани его рубашки — и отпрянул, чувствуя, как горят щеки и совершенно не представляя, как вести себя.
Глаза у Тики сверкали как-то почти лихорадочно, и он поклонился, когда презентовал Уолкеру цветы. А тот… тот облизнул пересохшие губы — совершенно машинально, не отрывая при этом взгляда от мужчины, и поспешил с легким заиканием сообщить, что сейчас придет, что нужно сходить и гримерку и… в общем, он понес какую-то чушь.
Но что ему ещё необходимо было сказать? Тики, чёрт подери, поцеловал его! Тики, мать вашу! Тот самый, который с заметным презрением смотрел на него ещё с недели две назад. Тот самый, который восхищенно рассказывал про Алису Неа, буквально захлёбываясь восторгом. Тот самый, который вытаскивал из него пулю и ругался-просил-чуть ли не умолял. Тот самый, который вчера болтал с ним так, словно они были закадычными друзьями.
А сейчас вдруг поцеловал.
Неужели мужчина до сих пор не мог принять, что Алисы нет? Или ему мозги сразу же отшибло, как только он увидел предмет своей влюбленности?
…Аллен никогда не отделял Алису от себя, но почему-то именно после того, как Тики ворвался в его жизнь, Алиса стала всё больше походить на что-то отдельное. На кого-то другого. На того, кем Уолкер не был.
Прибежав в гримёрку, юноша стянул парик, становясь на шаг ближе к превращению в мрачного недостарика, и потерянно взглянул на своё ошеломлённое лицо, залитое румянцем. Серые глаза по ту сторону зеркала смотрели так испуганно и непонимающе, что захотелось рассмеяться, что, в общем-то, Аллен и сделал.
Когда вся штукатурка была смыта, он иронично ухмыльнулся, глядя на своё бледное лицо, седые волосы и чёрное тату, и еле удержался от того, чтобы скривиться.
Урод и мечтающий о чем-то идиот.
Как будто кто-то мог влюбиться в него, такого жалкого и бесполезного.
Это Алиса была прекрасной девушкой, олицетворением всех его мечтаний и желаний.
А Аллен был всего лишь подростком-инвалидом.
Уолкер всё же скривил губы в ироничной ухмылке и, быстро переодевшись и не глядя на свою руку (на сегодня он уже насмотрелся — минут пять терпел, пока не стало совершенно ужасно без перчатки. О чем вообще Тики думал, когда предлагал такое?), выскочил в коридор, бегом направляясь к выходу из кафе и прощаясь со всеми, кто ещё здесь остался.