Клара Ассизская
Шрифт:
Приближалась пора дождей, когда паломники из Ассизи двинулись в обратный путь. В порту возле набережной качался лес мачт, плескалась вода, волны бились о борта тесно сгрудившихся кораблей. Блеяли овцы и козы, которых в качестве «живой пищи» стадами гнали к вместительным судам.
Путешественники, в последний раз поцеловав берег Святой Земли, взошли на венецианское судно. Корабль отчалил, подняв паруса, как птица, расправляющая крылья для полета. Ветер, как на струнах, играл на натянутых канатах какую-то жалобную песнь, протяжная мелодия которой замирала вдали.
Клара не отрывала глаз от удалявшегося берега, от серебристых лесов, жёлтых полей и синих гор. Горизонт застилал густой туман. Его завеса, становясь всё более плотной, скрыла земную родину
По лицу Клары струились слезы.
«Франциск Бернардоне, это ты?»
Однажды в весенний день, когда нагретые солнцем камни Ассизи источали терпкий и сладковатый запах, Клара отправилась за городские стены, чтобы собрать букет цветов. Едва выйдя из дома, на улочке, ведшей к площади Святого Руфина, она увидела оборванца, согнувшегося под тяжестью перекинутого через плечо узла с выступавшими острыми углами. Она широко раскрыла глаза при виде этой, казалось бы, обыкновенной картины.
– Франциск Бернардоне, это ты? – тихо произнесла она, обращаясь скорее к самой себе, чем к приближавшемуся нищему.
«Где же его изящный наряд? Как случилось, что он выглядит, как нищий?» – один за другим возникали вопросы. А он подошёл ближе и сбросил на землю свой тяжёлый узел. Что-то загромыхало, и к ногам Франциска высыпалось несколько камней.
– Я собираю камни. Отстраиваю Порциунколу2, – сказал он, смущённо улыбаясь.
– Да, эта бедная церковь разрушается, – ответила она тихо и добавила: – Она нуждается в помощи.
Когда он услышал эти слова, лицо его прояснилось.
– Ну да! Церковь нуждается в помощи! Откуда ты это знаешь? – спросил он, напряжённо вглядываясь в её лицо.
– Я молюсь об этом, потому что чувствую, что Бог ожидает этого от меня. Моя молитва нужна ей так же, как эти камни, которые ты носишь.
Он опустил глаза и задумчиво нахмурился.
– Ты воистину созидаешь, – произнёс он.
В этот момент подлетела стайка голубей, с шумом рассекая воздух крыльями. Дуновение ветра коснулось лиц Франциска и Клары, они улыбнулись друг другу и голубям, затем наклонились и собрали в узел рассыпавшиеся камни.
– Отчего ты так изменился? – спросила Клара.
– Мир, в котором я жил, – не настоящий, а я хочу жить, – ответил он, взваливая ношу на спину.
Вскоре Клара уже сбегала по тропинке вниз, к лугам за стенами города. Она видела затянутые таинственной голубой дымкой поля, сады, светлые крыши домов, построенных из камней и глины. И вдруг ей показалось, что, будь на ней широкий плащ из овечьей шерсти, такой, как у пастухов и какой она видела на Франциске, она могла бы взлететь над долиной. Она встала бы на косогоре, подняла бы руки к небу, как птица, расправляющая крылья, и поднялась бы над землей, паря в воздухе. Она оглядела себя, посмотрела на подол шёлкового платья, обшитый золотой тесьмой, на туфельки с серебряными пряжками, и всё это показалось ей каким-то пустым и ничтожным. Её охватила печаль. Она понимала, что это чувство – результат некоей неудовлетворенности, какого-то желания, высказать которое она не могла.
Воспоминание о разговоре с Франциском не давало Кларе покоя. С того дня она думала о Бернардоне больше, чем о ком-либо другом. Произошедшая с ним перемена показала, что он знает, куда идти, чтобы утолить жажду, что он изменился именно для того, чтобы обрести тот единственный путь, на котором можно найти смысл своего существования, уверенность, что пришел на свет именно для того, чтобы идти по этой дороге, даже если бы цель была недосягаема. «Ни одна цель, если она действительно великая, идеальная, не может быть достигнута, но лишь для такой цели стоит жить, – думала она. – Осмысленная, целенаправленная жизнь неотделима от страдания, потому что стремление к чему-либо и созидание – это всегда страдание. А самое важное – это то, что нет другого счастья, кроме постоянной жажды и созидания. Бог оценивает людей по их воле и их поступкам».
Клара часто вспоминала паломничество к санктуарию Архангела Михаила на горе Гаргано3. Она несколько недель путешествовала по Италии, видела голубое море и величественные горы, поднимающиеся к небесам. Она шла среди всего этого великолепия, погруженная в свои мысли, которые в видимом мире создавали мир невидимый и простирались дальше, чем бесконечный океан и неприступные горы. «Какой мир прекраснее?» – думала она. Рядом с ней шли Ортолана, Пачифика де Гуэльфуччо и множество других паломников.
«Каждый из нас несёт в окружающий мир свои мысли, свою сущность», – размышляла Клара, глядя на их ноги, покрытые известковой пылью, на их загоревшие на солнце лица и слипшиеся от пота волосы. И она подумала, что, идя вот так, они внешне становятся некрасивыми, но их внутренний мир приобретает силу и красоту и что борьба с телом укрепляет дух.
Клара часто размышляла, погружаясь в свои мысли, но одновременно она многое видела, ведь она была молода, проницательна и в делах руководствовалась прежде всего разумом. Она видела на вершине горы неприступный замок норманнов, мощные стены которого обеспечили победу над злом, воплощённым в сарацинах. «Ни добрый, ни злой дух ничего не могут сделать без материи, – думала она, – но для того, чтобы действовать, им не хватает чего-то видимого, осязаемого. Всё имеет физическую основу. А то, что не соответствует её изменениям, затемняет образ идеи, запутывает её, излишне усложняет».
Земля, по которой шли паломники, была богата. Клара видела сады, полные фруктов, поля отборной пшеницы, огороды, где листья пастернака могли бы укрыть овцу, а кочаны салата на грядках были величиной с лоханку. Она восхищалась тенистыми оливковыми рощами – серебристыми и зелёными одновременно, бесконечными виноградниками, кипарисами, важно и высокомерно стоявшими вдоль дорог, как стража какого-нибудь богатого хозяина, и остроконечными дубами, ветви которых сплетались с ветвями пушистых итальянских сосен на окраинах городов и деревень. Она охватывала взглядами ручьи, искрившиеся на склонах покрытых мхом гор, заросли расцветавших опунций, лужайки среди скал и пасшиеся на них стада диких коз. Восхищаясь буйной природой, Клара всё яснее понимала, что Творец наделил человека всем необходимым для земной жизни и сделал это для того, чтобы у человека было время и силы заняться своей душой. Однако возводятся новые дворцы, сверкают золотом их стены, полы и потолки, блестят стекла в полированных резных шкафах, столы прогибаются под тяжестью изысканных блюд, а сундуки переполнены ворохами одежды из мягкой кожи, мехов, шёлка и бархата. А неимущие жадно протягивают руку за любыми объедками, монетой или тряпьём, и алчность их становится всё сильнее. «Боже, не допусти утратить величайшее богатство этого мира! Души человеческой! Твоей души!» – взывала она, возвращаясь из паломничества.
Приближаясь к Ассизи, она вспомнила Франциска, этого юношу, некогда носившего сафьяновую, расшитую золотыми звёздами одежду, а теперь – бурую, цвета вспаханного поля.
В Ассизи жило много богатых семей. В этом городе, расположенном на склоне холма, в солидных домах из бледно-жёлтых камней текла сытая, комфортная жизнь.
За городскими стенами тоже жили люди, но другие. В кое-как сколоченных сараях прозябали бедняки, подбиравшие объедки, которые выбрасывали из богатых домов Раньери, Оффредуччо, Бернардоне, Гуэльфуччо, Фавароне и других.