Классициум (сборник)
Шрифт:
Лилиан улыбнулась.
– Преклонение? Восхищение? – уточнил Клерфэ.
– Да, – кивнул марсианин. – Она – идеальный кормчий. Есть старая легенда, где говорится о том, что если корабль находил своего кормчего, он мог не только катиться по земле, но и летать в небесах.
Лилиан засмеялась и обняла Иммерту:
– Я рада, что вы не сердитесь.
Марсианин улыбнулся и ничего не ответил.
Каждый круг был лишь немногим больше трех километров. Но трасса проходила по улицам Алюминиум-Сити, как раз по центру города, обегала гавань, шла по холму, на котором стояло казино, и сворачивала обратно. Во многих местах ширины шоссе еле хватало для обгона, дорога почти сплошь состояла из виражей, двойных виражей, поворотов в форме шпильки и поворотов под острым углом. Надо было проехать сто таких кругов – свыше трехсот километров, а это значило, что водитель корабля должен десятки тысяч раз переключать скорости, растопыривая пальцы на твердых
– Настоящая карусель, – смеясь, сказала Лилиан Клерфэ. – Хуже, чем гонка в каналах под дождем. Там, по крайней мере, мы всё время двигались по прямой или по широкой дуге.
Тренер что-то крикнул.
– Уже начинается, – сказал Клерфэ.
Он помог Лилиан застегнуть у горла белый комбинезон. Затем вынул из кармана кусочек дерева и похлопал им сперва по машине, а потом себя по руке.
– Готово? – крикнул тренер.
– Готово.
Лилиан поцеловала Клерфэ. Он выполнил все обряды, положенные по ритуалу. Клерфэ сделал вид, что плюнул на корабль Лилиан, имени которого она ему так и не открыла, и на ее комбинезон от Диора, пробормотал заклятие, созданное будто бы еще марсианами, потом протянул руку с двумя растопыренными пальцами по направлению к шоссе и к навесам, где находились другие машины, – это было ettatore, специальное заклинание против дурного глаза. Клерфэ пошел к выходу. Лилиан смотрела ему вслед. Он торопился занять свое место на трибунах и поэтому почти бежал.
«Вот кто был рожден для этой карусели», – с любовью подумала она.
Стартовали все двадцать машин. В первом круге Лилиан оказалась восьмой; ее место на старте было не очень удачным, и она на секунду замешкалась. Теперь она шла впритык за Микотти; Лилиан знала, что тот будет рваться к победе. Фриджерио, Иммерту и Саккетти шли впереди них; Иммерту лидировал.
Во время четвертого круга на прямой, которая подымалась к казино, Иммерту, выжимая из мотора всё, что было возможно, промчался мимо Саккетти. Лилиан повисла на его задних колесах, он тоже перенапряг двигатель корабля и обогнал Саккетти только перед самым входом в тоннель. Выйдя из него, Лилиан увидела дым, вырывающийся из трюма корабля Иммерту. Марсианин снизил скорость. Лилиан обошла его и начала нагонять Монти. Она знала каждый метр дороги. Гонки проходили по городу, и поэтому тренироваться было почти невозможно – только во время самых гонок перекрывали уличное движение. Тренировка сводилась главным образом к тому, что гонщики объезжали дистанцию и запоминали, где им придется переключать скорости. Лилиан объехала ее не меньше ста раз и теперь, как ей казалось, могла бы править кораблем с закрытыми глазами.
Монти она настигла через три круга на одном из крутых виражей около газгольдера и, как терьер, повисла на его задних колесах. «Еще девяносто два круга и семнадцать противников», – подумала Лилиан, увидев у трибун чей-то корабль рядом с кораблем Иммерту. На корме были видны разводы свежей сажи. Тренер просигнализировал ей, чтобы она до поры до времени не рвалась вперед. Видимо, Фриджерио и Саккетти, которые терпеть не могли друг друга, вступили в борьбу между собой, пожертвовав интересами фирмы; это нарушило весь порядок в команде, и теперь тренер хотел попридержать в резерве Лилиан и Мейера III на тот случай, если лидеры загубят свои машины.
Прошел час, и Лилиан была уже второй. Теперь она холодно и безжалостно нагоняла Иммерту. Она не хотела пока обходить марсианина – с этим можно было обождать до восьмидесятого или даже до девяностого круга, – но она намеревалась идти всё время за ним на расстоянии нескольких метров, не отставая ни на секунду, идти до тех пор, пока Иммерту не начнет нервничать. Хотя, конечно, скорее бы начали нервничать кварцевые башенки в мертвых городах его расы. Но Лилиан не желала еще раз рисковать, перенапрягая мотор. Она рассчитывала, что это сделает Иммерту в надежде избавиться от своей преследовательницы. Иммерту так и поступил, но с его кораблем ничего не случилось. И всё же Лилиан почувствовала, что Иммерту очень забеспокоился, ведь ему не удалось достичь своей цели – оторваться от Лилиан. Иммерту стал блокировать дорогу и виражи, он не хотел пропустить Лилиан вперед. Лилиан начала хитрить, делая вид, будто намерена обогнать Иммерту, на самом деле она к этому не стремилась; в результате Иммерту начал наблюдать за ней внимательнее, чем за собственной машиной, и стал менее осторожен. Так они сделали круг и значительно обогнали нескольких гонщиков. Обливаясь потом, тренер показывал Лилиан таблички и махал флажками. Он требовал, чтобы Лилиан не обгоняла Иммерту. Оба они были из одной конюшни; хватит и того, что Саккетти и Фриджерио затеяли борьбу. Из-за этого Фриджерио загубил покрышку и отстал от Лилиан на целую минуту; между ними было уже пять других гонщиков. Саму Лилиан нагонял теперь Монти. Но Монти еще не удалось прицепиться к задним колесам ее корабля. При желании Лилиан могла бы легко оторваться от него на крутых виражах, которые она проходила быстрее Монти. Они опять пронеслись мимо старта. Лилиан видела, как тренер взывал ко всем святым и грозил ей кулаком, запрещая идти вплотную к Иммерту. Лилиан кивнула головой и отстала на корпус, но не больше. На этих гонках она должна победить – либо с помощью тренера, либо наперекор ему, она так решила. Неудачный старт несколько задержал ее. Но Лилиан знала, что всё равно победит. Она победит в этих гонках, так же, как победила смерть. Она была очень спокойна: напряжена до предела и в равной степени хладнокровна. Эти чувства пришли у нее в состояние странного равновесия. В таком состоянии человек уверен в том, что с ним ничего не случится. Равновесие как бы делает человека ясновидящим, спасая его от всяких сомнений, колебаний и неуверенности. В детстве у Лилиан нередко появлялось такое ощущение равновесия, но за годы, проведенные в санатории, ей часто его не хватало, не хватало этих мгновений ничем не омраченного счастья.
А впереди было еще много-много лет, таких же светлых и радостных, там были корабли, руки Клерфэ, горячие и ласковые, шум дождя в темноте и даже детский смех.
Лилиан увидела, что корабль Иммерту вдруг завертелся волчком и встал поперек дороги, раздался скрежет ломающейся мачты, всплеснули в воздухе кобальтовые паруса. Лилиан видела, как два других корабля на огромной скорости столкнулись друг с другом, она видела, как корабль Иммерту, словно во время замедленной съемки, не спеша перевернулся. Иммерту не удержал штурвал; от удара его выбросило за борт. Он пролетел по воздуху и упал на землю. Сотнями глаз Лилиан впилась в шоссе, пытаясь найти хоть какой-нибудь просвет, через который можно было швырнуть корабль. Но просвета не было. Шоссе вдруг стало огромным и в ту же секунду уменьшилось до микроскопических размеров. Лилиан не ощущала страха, она старалась наскочить на другой корабль не под прямым углом, а по касательной; в последний момент она еще успела подумать, что надо освободиться от штурвала, но руки не поспевали за ней; всё в ней словно приподнялось, она вдруг стала невесомой, словно сбылась старая легенда и ее корабль поднялся в воздух, оттолкнувшись от раскаленного, размягченного асфальта шоссе.
Но сказки – это всего лишь сказки, где бы их не сочиняли, на красной планете или на голубой.
Что-то ударило ее в грудь и в лицо, и со всех сторон на Лилиан ринулся разбитый вдребезги мир. Еще секунду она видела перед собой бледное, искаженное от ужаса лицо дежурного по трассе, а потом гигантский кулак ударил ее сзади; она услышала темный гул, и всё стихло.
Корабль, который налетел на Лилиан, пробил брешь в сплошном месиве кораблей; через нее смогли проскочить корабли, идущие следом. Гонщики один за другим пролетали мимо, их корабли, вихляя и дрожа, проходили вплотную к разбитым собратьям, так что металл со скрежетом терся о металл, и казалось, что это громко стонут покалеченные корабли.
Дежурный, держа лопату, перелез через мешки с песком и начал вытаскивать Лилиан. Когда гул двигателя приближался, он отскакивал в сторону. У Лилиан было разбито лицо, в ее грудную клетку вдавился руль. Изо рта у Лилиан текла кровь, она была без сознания. Толпа уже облепила шоссе, как мухи облепляют кровавый кусок мяса. Появились санитары с носилками. Они оттащили Иммерту в безопасное место, подняли его и передали другим санитарам, которые стояли за баррикадами из мешков. Несколько служащих, неся перед собой дощечки со знаком «Опасно!», уже прибежали на место аварии, чтобы предостеречь остальных гонщиков. Но гонки успели переместиться в другое место, все корабли миновали этот отрезок шоссе и теперь снова возвращались сюда; некоторые из водителей бросали быстрый взгляд по сторонам, глаза других были прикованы к ленте шоссе.
Гонки продолжались; их не прекратили.
Клерфэ сидел в приемном покое и ждал. За закрытыми дверями операционной, в ослепительном свете бестеневых ламп, врачи колдовали над телом Лилиан. Ее привезли сюда сразу, на медицинском геликоптере, который всегда дежурил на гонках в Алюминиум-Сити. В операции принимал участие и Ваксман. Он приехал посмотреть на гонки и успел добежать до медицинского геликоптера прежде, чем тот покинул место аварии. Из его путаных объяснений реаниматоры все-таки смогли уяснить, что перед ними коллега-врач, который уже имел дело с этой пациенткой, и взяли его с собой. А вот Клерфэ пришлось долго колесить на такси по узким улочкам города – основные магистрали были перекрыты из-за гонок, а его корабль остался на стоянке для гостей мероприятия, до которой было очень далеко добираться.
Время было клейким, как липкая бумага, на которой медленной мучительной смертью умирали мухи. Клерфэ раскрывал потрепанные журналы и тупо смотрел в одну точку, а потом снова захлопывал их; буквы казались черными жуками, выползшими из старого, пустого черепа. Комната пропахла страхом; весь тот страх, который люди испытывали в этой комнате, скопился в ней. Немного погодя в комнату вошла женщина с ребенком. Ребенок начал кричать. Женщина расстегнула кофточку и дала ему грудь. Ребенок зачмокал и уснул. Застенчиво улыбнувшись Клерфэ, женщина опять застегнула кофточку.