Классициум (сборник)
Шрифт:
«Сегодня у нас будут Джон и Джоана, – сказала она, назвав имена наших давних знакомцев, проживающих в Рамздэле и занимающихся всяческой гуманитарной чепухой. – Я хочу приготовить торт. Но мне не хватает компонентов. Милый, пожалуйста, съезди за ними в город. Список необходимого я составлю».
Наверное, я мог бы отказаться (погода не располагала даже к небольшим путешествиям), но это означало спровоцировать ненужный конфликт. Я примирительно хмыкнул. Она поцеловала меня в нижнюю губу и, заметно повеселевшая, направилась на кухню за своим списком. Я проверил, в сохранности ли ключ от нижнего ящика, быстро переоделся и, получив от Долорес листок с кулинарным перечнем, сел в ее «седан» (мой старый «форд» был в ремонте) и покатил в Рамздэль.
Природа улыбнулась мне – ветер разнес тучи, дождь прекратился, лужи засверкали солнечной позолотой. Высокая голубизна и насыщенная зелень.
«Глупая Гейз… Отвратительная До… Барахло… Которую выбросить не жаль… Мерзкая дура… эта мерзкая дура… знает всё… Она… она…»
Моя несчастная обвинительница остановилась, глотая свой яд. Потом она продолжала:
«Ты – чудовище. Гадкий обманщик. Прочь! Немедленно уходи из моего дома!»
Мне стало всё ясно, читатель. Я увидел свой дневник, который лежал под левой рукой Долорес. Она инженер и, конечно же, смогла найти подходящий инструмент, чтобы вскрыть «таинственный» ящик (чуть позднее я обнаружил, что она без затей вывернула его стамеской).
«Ты разбиваешь не только мою жизнь, но прежде всего свою, – сказал я спокойно. – Давай обсудим это дело, как культурные люди. Не сходи с ума. В этой записной книжке – наброски фантазии, которую я пишу для издательского дома сэра Гернсбека. Помнишь, я публиковался у него? Твое имя там случайно, подвернулось под перо. Потом я его изменю».
Слезы брызнули из глаз моей жены (в буквальном смысле). Она, конечно же, не поверила – слишком нелепым и скороспелым выглядело мое оправдание. Но я всё же держался за него, как за последнюю щепку в водовороте грядущих перемен.
«Ты подумай об этом. А я сделаю нам выпивку».
«Обманщик! – снова крикнула она. – Ты смеешь лгать мне в лицо. Ты не уходишь? Я уйду! И вызову полицию!»
Она порывисто смяла в кулаке незаконченное письмо и кинулась к выходу, по дороге лягнув меня каблуком. С силой хлопнула дверью. Потом заурчал мотор ее «седана». Я оставил пакеты с покупками, подошел к столу, забрал свой дневник и направился на кухню. Там я плеснул себе джина, тоник и лед добавлять не стал, выпил залпом и принялся вырывать из дневника страницу за страницей, тут же сжигая их в мойке. Покончив с ними, я пошел наверх, но в гостиной меня остановил требовательный звонок телефона.
«Говорит Джон, Джон Томсон, – сказал Джон Томсон, тот самый, который собирался навестить нас сегодня. – Мистер Гумберт, сэр, ваша жена попала в автокатастрофу на федеральном шоссе. Здесь много полиции. Мы едем к вам. Дождитесь, пожалуйста».
И в самом деле – не минуло и четверти часа, как у дома затормозил приметный «додж» шерифа, и на веранду поднялась целая процессия: сам шериф с помощником, чета Томсонов (Джоана прикрывала опухший нос платком) и местный семейный доктор, имеющий деловой вид. Шериф снял стетсон и сказал:
«Мистер Гумберт, я хочу выразить вам свое соболезнование. Миссис Гумберт не справилась с управлением. Мокрый асфальт, крутой поворот, случайная собака, большая скорость. Она врезалась в автоцистерну с ракетным топливом. Цистерна перевернулась. Топливо очень токсично, поэтому я прошу вас оставаться на месте и не предпринимать каких-либо действий без разрешения городских властей».
Вдовец, наделенный исключительным самообладанием, не рыдал и не рвался к месту гибели любимой жены. Он как будто малость пошатнулся и тут же присел на предупредительно подставленный стул. Его осмотрел врач, оставшийся довольным осмотром и немедленно выдавший пузырек с синенькими успокоительными пилюлями. Солнце было еще ослепительным, когда чуткие добрые Томсоны уложили вдовца в постель.
«Знаешь, Джон, – сказал пьяный несчастный Гумберт Гумберт перед тем, как друзья оставили его наедине с горем, – скоро я улечу с Земли на Марс. Навсегда».
Часть II
1
Милостивые господа присяжные заседатели! Будьте терпеливы со мной! Позвольте мне отнять частичку вашего драгоценного времени на небольшую повесть о том, как я добрался до вожделенной красной планеты.
Мои худшие подозрения подтвердились: это было непросто. Чтобы попасть на военный корабль, требовалось завербоваться в американскую или русскую армию, но тогда я не принадлежал бы самому себе (и довольно незначительная часть офицеров попадает на планеты – большая их часть служит на орбитах). Пойти по пути рядового колониста – означало подписать кабальный контракт и испытать все тяготы утомительного перелета и тяжелого труда на фронтире. Попытка влиться в научную экспедицию опять же лишала меня свободы выбора; кроме того, я давно не занимался исследовательской работой и вряд ли мог в этом смысле конкурировать на равных даже со свежеиспеченными выпускниками университетов. И в то же время мне следовало поторопиться. На Марсе разразилась кошмарная пандемия ветрянки, выкашивавшая обитателей красной планеты быстрее и надежнее, чем «черная смерть» выкашивала жителей средневековой Европы. Ло-Лита во время сеансов связи (теперь я мог разговаривать с моей душечкой намного дольше, без оглядки на внимательную Долорес) рассказывала мне ужасные вещи: «повелители воды» (так Ло-Лита называет потомков строителей каналов) вымирали целыми городами, среди них начался исход в пустыню, к оазисам песчаных королей, тысячелетнее перемирие было нарушено, и хотя «повелители» оказались лучше вооружены, наследникам королей отступать было некуда – они дрались яростно, до последнего воина. Мысли о том, что в этом кровавом хаосе гибнут истинные марселины, что под угрозой находится и моя nova, терзали меня ежедневно и еженощно. Я сильно сдал и даже внешне постарел так, что добряки Томсоны сочли мою меланхолию признаком трагических переживаний, связанных с гибелью Долорес. Джон, по-видимому, опасался, что я могу в приступе отчаяния покончить с собой, и старательно утешал меня, зазывая на всевозможные вечеринки и семейные пикники (иногда мне казалось, что он поделился бы со мной и своей Джоаной, если бы я изъявил такое желание). Но бедную супругу я не оплакивал даже на похоронах – воспоминания о миссис Гумберт вызывали лишь легкое чувство досады, какое бывает, когда вдруг всплывает из темных глубин Мнемосины эпизод детской оплошности, которую уже ни за что не исправить, но которую, слава богу, кроме тебя, никто и не помнит.
Итак, все законные пути попасть на Марс были для меня закрыты. Оставалось найти незаконный. Здравый смысл подсказывал мне, что среди капитанов рейсовых ракет, возящих на Марс почту и сельхозпродукты, наверняка отыщется недовольный своим статусом и жалованием, но как найти такого капитана, просиживая штаны в провинциальном Рамздэле? Я много раз перебирал в уме всевозможные варианты и вспомнил, что у меня есть один знакомец, который может помочь мне установить необходимые связи. На похоронах Долорес, обставленных с неожиданной пышностью (подготовкой занималась чета Томсонов, а основные расходы взяло на себя Североамериканское космическое агентство, искупавшее таким образом вину перед местными жителями за пролитый гептил), мы обменялись визитками с полковником Максимовичем – русским межпланетчиком, который, как выяснилось, знал мою супругу еще студенткой (возможно, и спал с ней, не удивлюсь). Максимович участвовал в интернациональном проекте – строительстве коммерческого морского старта у западного побережья, который, как планировалось, примет на себя второстепенные рейсы и этим снизит нагрузку на закупоренные от наплыва колонистов восточные ракетодромы. Я выяснил из газет, что строительство завершено, и попытался снестись с полковником. Он, однако, был в рейсе, и тогда мне пришла в голову одна из тех гениальных в своей простоте мыслей, которые способны изменить предначертанное судьбой. Я настроил тарелку Долорес на прямую связь с ракетой Максимовича, и к моей великой радости полковник ответил.
Внимательный читатель, должно быть, уже заметил, что иногда я бываю дьявольски изощрен в достижении своей цели. Взявшись за полковника всерьез, я опутал его липкой паутиной взаимных обязательств. Максимович не мог удержаться от соблазнительной возможности использовать свободный от лимита времени и цензуры канал связи для общения с Землей, для небольших поручений и решения бытовых вопросов. В Рамздэль стала наезжать его пухленькая жена Валечка с двумя пухленькими белоголовыми сыновьями-близнецами, которые наполняли сумрачное родовое гнездо семейства Гейз задорными воплями молодых индейцев, вышедших на тропу войны. Хотя эти посещения были мне в тягость, я утешал себя мыслью, что каждое из них приближает меня к заветному.