Классициум (сборник)
Шрифт:
Мария Хоботкова, репатриант первым воскрешением, художник-мнемонист, прошла курсы операторов полезной иллюзии. Работала в студии по производству обучающих мнемограмм для старших классов.
Ее уволили. Уволили за то, что создавала неформатные образы. Я видел их. На первый взгляд обычные развивающие иллюзии. В основном из жизни людей. Я и сам смотрел подобные, когда проходил курс реабилитации после воскрешения. Страх приходил не сразу. Можно было прокрутить несколько мнемограмм, прежде чем по-настоящему испугаться, но затем… Это было нутряное, противоестественное чувство, словно автор принес с собой
Она не стала спорить, собрала вещи и ушла. Только потом оказалось, что Мария похитила из студии профессиональный модулятор мнемоматриц.
Мы вошли в здание пансионата. У стойки застыла перепуганная секретарша.
– Где она? – спросил Коромыслов.
– Т там, в парке, – девушка указала направление, – люди подходят к ней и падают, представляете? Только что мужчина пожилой. Он тут бегает по утрам… С пляжа шел, потом остановился, головой так, знаете, помотал, словно вода в ушах, и бах… как подкошенный.
– Без паники, гражданочка, – Сеня одарил девушку своим героическим оскалом. – Работают профессионалы!
Мы прошли холл насквозь и оказались на широком низком крыльце, выстланном разноцветной плиткой. По обе стороны в тени виноградных лоз размещались пустующие шезлонги. Впереди, за розовыми кустами, мраморный мальчик держал на плече большую бронзовую рыбу. Та недовольно надувала щеки, изрыгая струю искрящейся воды в невидимый бассейн. Над фонтаном простирали игольчатые зеленые щупальца раскидистые ливанские кедры. Между чешуйчатыми стволами угадывалась узкая смотровая площадка, отделенная от обрыва ажурным парапетом. Там кто-то стоял, опершись на перила, и, похоже, любовался видом.
Коромыслов кивнул мне, мол, действуем, как решили, сделал зверское лицо и, вытащив из кобуры игловик-парализатор, одним махом спрыгнул с крыльца. Я двинулся напрямик, медленно прошел по тропинке между кустами. Возле фонтана на земле лежали три человека. Девушка лет восемнадцати в цветастом сарафане, пышная дама в купальном костюме и пожилой господин в халате и шлепанцах. Все они были живы и, казалось, спали. Каждый миг ожидая нападения, я прошел между стволами кедров и оказался на смотровой площадке.
Женщина стояла ко мне спиной. Высокая, статная, слегка тяжеловатая в бедрах, она была одета в легчайшую, на грани фривольности, расписную ткань. Причудливый индийский орнамент плыл и плавился на морском ветру. Длинные черные волосы взлетали в воздух и опадали, вторя накату волн.
Морализатор должен уметь начать разговор. Может быть, это самое главное в нашей работе. Нужно понять, с кем ты имеешь дело. Что отвлечет замкнувшегося в себе репатрианта? Иногда нужно было обрушить на человека поток отвлекающих слов, а в другой раз выдержать паузу, создавая вакуум посреди диалога, чтобы собеседник мог выговориться.
– Вам нравится этот вид? – Она начала разговор сама. Что ж, я был готов к этому.
– Он хорош, но скала справа загораживает часть горизонта и от этого пейзаж сильно проигрывает.
– Да-да, вы правы. Скалы… они вечно мешают увидеть истину.
– Можно было бы представить, что скалы нет. Это не так уж сложно. Может быть, мы вместе попытаемся…
– Нет! Неверно! Вы всё испортили! – Она резко повернулась ко мне, и я увидел вместо человеческого лица длинный красный клюв и яркие разноцветные перья. «Зимородок» – вот как называлась эта птица. Черный круглый глаз внимательно и недобро уставился на меня. – У нас был отличный диалог, а вы взяли и начали тыкать в меня своими морализаторскими подначками!
В тот же миг ветви кедров устремились ко мне, спеленали по рукам и ногам, словно это и в самом деле были щупальца. Солидарность! Я точно помнил, что не подключался, и всё же оказался под воздействием иллюзии. Похоже, Мария использовала ближайший транслятор для формирования новых образов, иначе эффект не был бы столь глобальным.
– Вы слепы, – каркнула птица, – смотрите и не видите. Играете со смертью, но не знаете, что будет впереди. Жалкие умные дети. Вы живете на лопатках спящих чудовищ и не подозреваете об этом. Она подняла руки в театральном жесте, и я увидел, как безмятежная морская синь набухает недобрым темным горбом, выше деревьев и солнца, а затем с грозным рокотом устремляется на берег. Я шагнул вперед. Иллюзия не может никого удержать.
– Безвкусица, – я старался говорить спокойно и веско, как это делал граф Толстой, критикуя творения нерадивых учеников, – жалкое подобие конца света.
– Что? – Женщина, уже не птица, вновь повернулась ко мне. – Что вы сказали?
– Вы – никудышный мнемограф, Маша. Вас ведь поэтому уволили из студии?
– Я… – Она сгорбилась, теряя свою гордую осанку. Чудовищный катаклизм за спиной Хоботковой превратился в истлевающие бумажные обои. Мутная волна расслаивалась и таяла, открывая дорогу солнечному свету.
– Вы и в прошлой жизни не получили признания как художник. Может быть, хватит? Пора выбрать другой путь. Вам дали шанс. Не каждому выпадает такая возможность, а вы… Хоботкова! Как вам не стыдно?! – Я постарался, чтобы последние слова прозвучали по возможности буднично, словно я распекаю нерадивую продавщицу в магазине.
Женщина отшатнулась и, неловко перевалившись через парапет, рухнула вниз. В то же мгновение перед моими глазами возникла надпись «контакт прерван». Я рванулся вперед, перегнулся через ограждение, упираясь животом в перила, и… никого не увидел. Хоботковой не было на смотровой площадке с самого начала. Некоторое время я стоял в растерянности, озираясь по сторонам. А потом вспомнил лицо женщины, которое сменило птичью «маску», и всё сразу встало на свои места.
Когда я вошел в холл гостиницы, секретарша сидела за столом и тихонько всхлипывала. Она выглядела куда моложе, чем была в иллюзии. Все репатрианты проходят обязательную процедуру дегеронтизации. Таково требование общества к воскрешенным. Очевидно, когда моя критика достигла Хоботковой, она приняла свой прежний облик. Из прошлой жизни. Я обошел конторку, взял со стола черный цилиндр модулятора и со всей силы швырнул его об пол.
Я победил. Грубо, жестко и… легко. При помощи обычной пощечины. Мария Хоботкова была отправлена в клинику, где прошла курс реабилитации. Всё было бы хорошо… Вот только Сеня… Изломанное тело богатыря нашли внизу на скалах. Воскресить его не удалось.