Классициум (сборник)
Шрифт:
Мы, носители знания, сохранили то немногое, что осталось от прежнего мира. Здесь, за стенами Олимпа, изолированные от внешних воздействий, ученые продолжали искать возможности спасения народа. Это, – тут марсианин сделал обнимающий жест руками, – устройство, созданное древними жителями платформ. Мы называем его Колокол Миров. Если говорить грубо – огромный резонатор, труба, в которой звучат частицы бытия. Весь космос пронизан ими, мельчайшими из мельчайших. Они – строительный материал вселенной. Обычно вихри частиц разрознены. Но есть возможность собрать их в устойчивый мощный поток. Калека, наш неказистый спутник, который вы называете Фобосом, являет собой идеальную фокусирующую
Когда Фобос восходит над кратером Горы, мощный поток частиц устремляется сюда. Мы принимаем его, заставляем гулять в стенах пещеры. Собирая и приумножая энергию вселенной. Экспериментируя с первоосновой, мы нашли ключ к спасению народа и, окрыленные знанием, обратились вовне, но было поздно. Если вы включите свое оборудование на прием – я покажу вам.
Я активировал солидарность и увидел, как прямо передо мной открывается окно динамической мнемограммы. Мы с паромщиком стояли на узкой смотровой площадке, вознесенной над марсианской пустошью. Меня поразил цвет небес. Красно-бурый, болезненный, подсвеченный многочисленными вспышками. Внизу на равнине кипела битва. В тени циклопических развалин древних платформ тысячи жгутоногих машин рвались в бой. Чадящие снаряды падали на броню, раскалывались, выплескивая сгустки едкой зеленоватой слизи. Машины стремились к большому укрепленному городу. Отлично спланированный, охваченный концентрическими кругами окружных дорог, разделенный лучами радиальных проспектов – этот плод марсианской архитектурной мысли, точно сургучная печать на конверте, лежал на равнине, являясь центром соединения сразу пяти каналов. У меня в голове возникло слово «столица». Устроенные вокруг города укрепления принимали на себя удары боевой техники. Тщетно. Врагов было слишком много. К жгутоногим машинам присоединились огромные бронированные тараны. Эти сухопутные крепости вонзались в стены укреплений, разрушая всё на своем пути. По каналам к городу двигались корабли, выпускающие в защитников струи раскаленного газа.
Внезапно земля содрогнулась, и над городом стала подниматься причудливо изогнутая черная мачта. Словно нога колоссального жука, она вознеслась на огромную высоту. На вершине мачты суетились долговязые фигуры марсиан. Минуту ничего не происходило. Всё замерло на равнине, а затем обстрел возобновился с еще большим ожесточением. Но зловещий обелиск уже оделся парусами лилового сияния. Нестерпимая вспышка озарила равнину. Ударная волна раскрошила фортификации, смешала в единый бесформенный ком защитников и нападавших. Спаяла вместе их боевые машины, ружья и стяги. А затем я увидел, как вздыбилась земля, приняв подобие океанской волны, и двинулась прочь от города, набирая скорость, уничтожая на своем пути всё живое. Вот взбунтовавшаяся твердь достигла опоры города древних, пошатнула ее, подхватила и понесла, словно могучий древесный ствол, увлеченный бурным потоком.
Трансляция прервалась.
– Они все погибли, – марсианин повел рукой, нарушив кружение прозрачных медуз, и те, ускользая от опасности, вспыхнули ярче. – Оружие, которое поклялись не использовать, было пущено в ход. Рукотворный катаклизм вызвал эффект цепной реакции. Волна страшных землетрясений пронеслась по планете. Нам оставалось лишь беспомощно взирать на то, как умирает мир.
– Но позвольте. Там же есть жизнь, – я недоуменно посмотрел на своего собеседника. – Вы же сами видели. Деревня у канала и эти… кочевники.
– Когда Фобос достигает наивысшей активности, мощность потока частиц усиливается многократно, – марсианин легко поднялся и указал в центр кольцевой галереи. Там было устроено нечто вроде неглубокого бассейна. – Луч проходит здесь и, отразившись от вод внизу, приобретает небывалую силу. Используя ее, мы способны листать страницы бытия, странствуя между мирами. Осознав, что наш народ уничтожен, мы привели машину в действие и оказались здесь. Мы стали исследовать местность вокруг и выяснили, что в этой вселенной оружие так и не было пущено в ход. И болезнь симбионтов не дает такого страшного эффекта, как в покинутом нами мире. Те, кого вы называете кочевниками, – остатки городского населения. Они жестоки и несговорчивы, и всё же надежда есть. Мы пока не можем излечить весь свой народ, но вам мы поможем.
– О какой помощи вы говорите? Человеческая цивилизация переживает пору расцвета. В нашем мире нет войн и…
– Я говорю не о вашей расе, – мягко прервал меня марсианин, – я говорю о вас, – он подошел к краю площадки и долго смотрел на игру света, отражающегося от тонких конструкций подвесных галерей вертикального города. – Наши миры связаны между собой: древний дом моего народа, планета туманных лесов, из трех она ближе всего к солнцу, и, наконец, ваш родной мир – обитель юных, стремящихся покорять космос. Изменения в одном из домов влекут перемены в двух других. Так было всегда. Когда Колокол открыл дорогу между мирами, вместе с городом Ничтожных в новую вселенную перешло еще кое-что.
– Моя память?
– Верно. Когда ваш жизненный цикл был запущен вновь, две личности сплавились в одну. Думаю, есть и другие, кого постигла схожая судьба.
– Откуда вам знать, что это не форма психоза? – Я вскочил. Меня вдруг начал раздражать этот доброжелательный всезнающий туземец. – Думаете, это легко, каждый день отгораживаться от чужих воспоминаний, переживать чужую боль? Тосковать по местам, где никогда не был? А теперь вы приходите и говорите, что всё это нормально! Что если вы ошибаетесь? Что тогда?!
Марсианин шагнул вперед и положил свои тонкие руки мне на плечи. Его лицо было безмятежно, черные глаза смотрели на меня не отстраняясь. Огромные зрачки без белка, лишь по краям едва заметная серебристая окружность, точно два солнечных затмения.
– Я не ошибаюсь, – мягко сказал паромщик, – увидеть кого-то из родной вселенной – это как встретить земляка, странствуя в чужом краю.
– И как же вы хотите помочь мне?
– В миг, когда Колокол ударит вновь, вы должны занять место там, – марсианин указал на чашу бассейна.
– И что тогда?
– Возможно, вы отыщете гармонию.
– Звучит не слишком обнадеживающе.
– Верно, но это единственный шанс.
Лучины марсианских фонарей умирали постепенно, от верхних уровней к нижним. И оттого казалось, что в жерло пещеры устремляется поток дегтярного мрака. Затемнение достигло берегов подземного озера. Тогда молочные реки вспыхнули бледным холодным опалесцентом и неожиданно принялись разливаться в стороны. По отвесным поверхностям стен зазмеились ажурные меандры малых проток. Я почувствовал себя внутри огромной кровеносной системы.
По проложенным в галереях желобам молочные ручьи устремились к неглубокому округлому бассейну, на краю которого я стоял. Вскоре чаша заполнилась до краев, и тогда я увидел, что напротив меня тоже стоит некто. Света было недостаточно, чтобы разглядеть детали, однако мне это было не нужно.
– Спускайтесь в бассейн, – послышался за моей спиной голос паромщика, – не бойтесь замочить одежду.
Я нащупал ногой первую ступень и стал медленно сходить вниз. Человек напротив меня сделал то же самое.