Классно быть Богом (Good to Be God)

Фишер Тибор

Даже не знаю, что лучше: остаться с Гулин в качестве “команды поддержки” или тихонько уйти, чтобы не мешать человеку заниматься делом. Решаю все-таки задержаться на пару ? минут, а там уже – по обстановке.

– Это несложно, – говорит она. – Совсем несложно.

– Как у тебя с поисками работы?

– Пока никак. Везде нужны связи, знакомства.

– А чем бы ты хотела заниматься?

– Чем бы я хотела заниматься? – Гулин внимательно изучает инструкцию по установке печатной платы. – Я бы хотела стать журналистом. Но я знаю, что этого не будет. Везде нужны связи, знакомства.

Это верно. Разумеется, обвинять всех и вся, сетовать на обстоятельства и считать, что тебе все должны, – это типичное поведение ленивых, бездеятельных,

унылых людей, которые только и делают, что жалуются на жизнь. Я ничего не добился. У меня нет того. У меня нет этого. Я бедный, несчастный, и никто меня не ценит. Но Гулин, она не такая. У нее есть характер. И она – человек слова. Когда вы в последний раз видели, чтобы кто-нибудь выполнил свое обещание? Вот так, чтобы сказал – и сделал? А Гулин сказала, что починит сушилку, и уже через четыре часа она сидит в гараже и меняет печатную плату. И когда она говорит, что везде нужны связи – это не горестные стенания, а простая констатация факта. Суровая правда жизни. В этом и заключается разница между людьми: кто-то сидит в пыльном гараже и бьется над установкой печатной платы в сушильной машине (причем, человеку за это не платят; он это делает для того, чтобы кто-то другой не тратился на ремонт), а кто-то сидит в роскошном кабинете и ковыряет в носу, но при этом его часовая зарплата соизмерима со стоимостью автомобиля. Школьный приятель. Двоюродный дядя. Случайный попутчик в поезде.

Разумеется, для того чтобы выиграть в лотерею, нужно хотя бы купить лотерейный билет. Но тут тоже, как повезет. Можно работать с зари до зари, чтобы купить целую пачку билетов – если ты задался целью все-таки выиграть в лотерею. Можно купить целую пачку билетов и не выиграть ничего.

Глава 9

Ориноко вернулся понурый и недовольный. Я не сержусь на кота: где бы он ни был, что бы с ним ни случилось, это не его вина. Ориноко – не из тех котов, которые сами ищут себе неприятностей. Гулин очень рада, что он вернулся, но слегка раздосадована, потому что ей предложили работу – присматривать за детьми, – но у нее нет машины, а дорога до места занимает в общей сложности три часа: на автобусе и пешком. Гулин – крепкая женщина, она это выдержит. Но она должна приходить на работу рано и просто физически не успеет приехать к назначенному часу, а ее потенциальные работодатели хотят взять няню на полный рабочий день, но без проживания по месту работы.

У Гулин нет денег, чтобы снять квартиру поближе (Сиксто не берет с нее плату за комнату, пока она не найдет работу). Свою машину она оставила в Лос-Анджелесе, поскольку машину легко отследить. Она прилетела в Орландо на самолете, взяла машину в прокате, доехала до Майами, оставила вещи у Сиксто, потом поехала в Тампу и вернула машину в тамошнем офисе – чтобы замести следы.

Меня это бесит. Есть замечательный человек, что вообще очень большая редкость: человек очень хороший, приятный во всех отношениях, готовый много и напряженно работать за какие-то смешные деньги, и он не может добраться до места работы. И пока Гулин не изыщет возможность добираться до места работы, у нее просто не будет денег, чтобы туда добираться. Получается замкнутый крут. Гулин – единственный человек в этом доме, кто хочет честно устроиться на работу, но все обстоятельства против нее.

– Когда нужно, ты можешь брать мою машину, – говорю я.

У Сиксто две машины, но вторая сейчас у каких-то друзей, которые взяли ее на время и неизвестно когда вернут.

– Нет, – отвечает Гулин.

Она отказалась два раза. Но она и вправду в отчаянном положении, так что два раза – это уже предел. На самом деле мне не сильно нужна машина. Я всегда могу доехать, куда мне надо, на общественном транспорте. Общественный транспорт – это не так уж и страшно и даже удобно, хотя здесь, в Майами, как и во всех остальных городах, этот вид транспорта как-то особенно привлекает различного рода психов, отмороженных наркоманов и хамоватых грубиянов. Каждый раз, когда едешь в автобусе или в метро, рядом с тобой непременно окажется, как минимум, один клинический идиот. Причем эти придурки, они всегда очень громкие. Они не умеют просто говорить, им обязательно надо орать. Впрочем, я никогда не против пройтись пешком, в отличие от большинства жителей Майами, которые скорее простоят полчаса в пробках, чем дойдут до нужного места за пять минут.

Гулин едет проверить маршрут до места предполагаемой работы. Как только она уходит, появляется Сиксто. Внимательно рассматривает новые окна. Проводит пальцем по краске на раме.

– Такое впечатление, что они там заново изобретали конструкцию окон. Сколько обычно уходит времени, чтобы заменить два окна? А они провозились четыре месяца! А ведь я ззял этих клоунов по рекомендации.

Не знаю, оттуда взялась эта мысль, но я ее высказал. И сразу же пожалел об этом:

– А ты проверил? Они открываются?

Сиксто совсем не умеет показательно злиться – редкое качество для кубинца. Он не кричит, не матерится, не размахивает руками, не швыряет о стену бьющиеся предметы. Он только слегка кривит губы и начинает дышать в учащенном ритме, когда выясняется, что окна не открываются.

– Знаешь, что самое обидное? Я мог бы устроить, чтобы их попросту грохнули. Один телефонный звонок, в город приедет умелец – раз-два, и готово. Заказывайте панихиду. Вот что самое обидное. Один телефонный звонок. Один звонок. Я действительно могу устроить, чтобы их всех отправили к праотцам. Без вопросов. Но мне приходится себя сдерживать.

Он ходит по кухне из угла в угол, учащенно дышит через нос и зловеще кивает головой. Наверное, ведет воображаемый разговор с рабочими, менявшими окна. Причем это явно не дружеская беседа.

Глава 10

На углу Коллинз-авеню голый по пояс мужчина с рельефными мышцами на груди, одетый в белые матросские “клеши”, раздает прохожим запаянные пакетики. Я тоже беру один. Я все время беру рекламные листовки и пакетики с образцами продукции у уличных распространителей, потому что если человеку хоть раз доводилось выполнять эту неблагодарную работу, он до конца своих дней будет брать всю рекламную макулатуру, которую ему всучивают на улице.

В пакетике переливается какая-то прозрачная вязкая жидкость. Интимная смазка, согласно надписи на упаковке. Поскольку в ближайшее время я не собираюсь заниматься анальным сексом, мне не очень понятно, что делать с этим неожиданным подарком.

Захожу в ресторан при отеле “Лоуз”, ублажаю себя двумя чашками латте и неожиданно приличным сандвичем с тунцом “а ля нисуаз” и уже собираюсь потихоньку уйти, не заплатив, как вдруг у меня в кармане звонит мобильный. Это Гамей с Мускатом. Они не звонили уже неделю, и я радостно заключил, что они отказались от своей навязчивой идеи вступить в международную преступную организацию.

– Инструменты у нас, – сообщает Гамей с гордостью шестнадцатилетнего героя-любовника, который за одну ночь оприходовал трех королев красоты.

Я озадачен. И не иначе, как сдуру, говорю Гамею, чтобы они с Мускатом приезжали в церковь. Диджеи затаскивают ко мне в кабинет огромный металлический ящик, который едва удерживают вдвоем. Потом на пару минут выходят и возвращаются еще с двумя ящиками, поменьше. Пот течет с них ручьями.. Они молчат. Просто смотрят на меня и лыбятся.

Мне волей-неволей приходится подойти и открыть верхний ящик. Внутри лежит что-то тяжелое и непонятное, завернутое в черную мешковину. Я разворачиваю плотную ткань и вижу полностью собранный автомат. Если все ящики заполнены доверху, то здесь в общей сложности будет три дюжины стволов. Как бы мне ни хотелось считать себя человеком, у которого на все есть готовый ответ, конкретно сейчас у меня просто нет слов.