Клён и братья Гнева
Шрифт:
– Она – взрослая женщина, а ты уже почти мужчина, – отрубил Тео. Каким чужим он сейчас казался! – Это неприемлемо. И еще… Посмотрите, какой бардак вы тут развели!
– Ты с дуба рухнул? – поинтересовался бесстрашный Ранко. – С каких пор тебя заботит вот это вот все?
– С тех пор, как я отвечаю за Дом Шиори!
Мы поднимались, неловко отряхиваясь. Юса хотел мне помочь, но, коротко глянув на Тео, спешно убрал руку от греха подальше. Я достала из кармана чистый платок и принялась протирать мордашки младших близнецов.
–
Я спешно подтолкнула малышей:
– Идите умойтесь. И вы тоже, – кивнула Юсе и Ранко. – Проследите, чтобы они сделали это правильно.
– Вы будете ругаться? – шепнул мне напоследок Юса. – Клен, задай ему жару!
Когда две пары близнецов скрылись из вида, застучав по лестнице, ведущей вниз из оранжереи, я повернулась к Тео. Наверное, нужно разозлиться, но я была просто выбита из колеи его странным поведением.
– Этот мальчишка, – процедил Тео сквозь зубы. – Он лапал тебя.
– Что?! – это уже не входило ни в какие ворота.
– Как и тот… – упрямо продолжил Тео. – Вчера, на рауте.
– Лей Кайли? Он даже не дотронулся!
– Потому что я вовремя пришел. Они все… И ты позволяешь.
– Черт побери, Тео, – сказала я, прекрасно зная, как раздражает его это «черт побери», невесть откуда взявшееся у меня. – Я стараюсь для тебя же. Всегда старалась. Понимаю, что проявления Гнева доставляет тебе неудобства, но не ты первый, не ты последний, кто учится уживаться с ним, и я думаю, что не все юноши, испытывающие приступы, изощренно портят жизнь родным и близким.
– Не Гнев, – щеки Тео уже пылали, то вспыхивая красным, то мгновенно переходя в бледность. – Это не Гнев. Это ты. Из-за тебя…
Я опустила глаза на перемазанные землей руки, и вдруг почувствовала, как подозрительный ком собирается перекрыть горло. Не хватало еще расплакаться перед этим мальчишкой! Чтобы он обрадовался, получив желаемое, – довел старшую сестру до слез.
Сглотнула, забивая поглубже обиду. Напомнила себе, что это не Тео – мой заботливый, милый брат – старался уязвить меня поосновательнее, ударить посильнее. Это Гнев, который он еще не научился до конца контролировать, делал его таким.
– Слушай, – почти миролюбиво произнесла я. – Тебе не кажется, что ты просто слишком много берешь на себя? Отчитываешь меня, как несмышленого малыша, указываешь, что должна делать. Почему ты был так груб на рауте с той девушкой… Как ее? А, Вирой из Дома Крозе. Только потому, что она довольно мило заговорила со мной? Я взрослая, Тео. И сама могу решить, с кем и как мне общаться.
Тео сжал кулаки. Он не хотел, чтобы я заметила это, но я все равно увидела.
– Клен! – сказал он, стараясь казаться спокойным. – Ты понимаешь, что теперь совсем другое время?
– Какое время? – не поняла. – Я не спрашивала тебя, что мне делать, пока малыши росли. И ты не спрашивал, что я для этого делаю. Мы старались поднять на ноги Ранко, Юса, Юля и Роса. Я засеивала огород, пахала на нем, как проклятая, и собирала урожай. Так мы выжили самый трудный год. И ты никогда не спрашивал, почему я каждый день встаю затемно и иду на поле. А теперь мне нужно во всем отчитываться перед тобой?
– Это было во время неразберихи Вторжения. Мы тогда просто выживали. И я был еще совсем ни на что не способным. Но теперь… Теперь, Клен, жизнь приходит в норму. И все равноправие закончилось. Теперь я – Хозяин.
– Для других – да. Конечно, мы соблюдаем новые правила приличий, чтобы не уронить честь дома Шиори. Я понимаю, что иначе ты не будешь иметь уважения у Старших, и согласна подыгрывать тебе. Но – между нами, Тео?! Как это может быть правдой, когда мы наедине?
– Вот так, – сказал он. – Теперь даже когда мы наедине, я все равно – Хозяин Дома Шиори. И только я принимаю решения. Запомни это хорошенько, Клен. Я – твой Хозяин.
В тот момент я еще думала, что это просто неудачная шутка.
***
Вышла из Дома. Сначала просто, чтобы успокоится. Огород, разбитый на задворках большого сада, окружавшего поместье, сейчас, когда дела пошли в гору, потерял свое основное жизнеобеспечивающее значение. Но меня так успокаивало прикосновение к земле, что я неизменно сажала и выращивала овощи и зелень. Может, по привычке, а, может, из укоренившегося страха голода. Погружая руки в рыхлый чернозем, я чувствовала правильность сущего, его неизменный ритм, радость цветения и мудрость увядания.
То, что сначала делалось по необходимости в отчаянном нежелании, вдруг стало отрадой для души. Рыхлить оттаявшую землю, чувствовать, как она оживает, бросать в нее семена и следить с замиранием сердца за робкими ростками, которые вытягивает из-под земли солнце. И в самом деле, никогда не знаешь, какая из мук обернется для тебя желанным благом.
Осень уже веяла замораживающей все живое прохладой по ночам, и перепутанные стебли выглядели неопрятно и жалко. В темно-зеленой, почти бурой поросли проглядывали бледные, чуть тронутые красным плоды. Последние помидорки, которым так и не суждено набрать цвет, сок и размер.
Я открыла небольшой сарайчик, в котором держала садовый инвентарь, и достала с полки, заваленной всякой пыльной всячиной, небольшую плетеную корзинку. На ее дне красовалось веселое солнышко из плотной материи: заплатка, поставленная кем-то еще до Вторжения. Наверное, мамой. Кем же еще? Я любила эту старенькую корзинку за солнышко. И за тепло, которое всегда ощущала, когда брала ее в руки.
– Не волнуйтесь и не стыдитесь, – сказала я помидоркам, опускаясь перед кустами на корточки. – Вы совсем не бесполезные. А очень даже нужные. Необходимые. И пусть не смогли в срок набрать силу, я соберу вас – всех до единой. Сделаю салат.