Клетка в голове
Шрифт:
– Мать тоже пропала без вести чуть больше года спустя после отца. Возвращалась с работы из оружейного завода и не дошла до дома.
А затем, непонятно для себя самого, Громов вдруг добавил:
– Младших брата с сестрой, наверно, уже отправили в детдом.
Тут случилось то, чего Громов не хотел и одновременно, подсознательно, хотел. К нему проявили сострадание. И не кто-нибудь, а авторитетный вор, хозяин камеры, который подумал в тот момент:
«Вот теперь его точно нужно взять под крыло. Нет – он не вор. Он обычный парень – просто сам ещё этого не знает. И лучше, если он и выйдет отсюда обычным».
– М-да… – продолжил Зуев. – Ну – не переживай.
Громов считал, что Зуев говорит о воровском ремесле. Сам же Зуев подразумевал прямо противоположное. Но оба, после этих слов подумали об одном:
«Глядишь – и всё будет в порядке».
– Так за что тебя к нам? Теперь ведь так просто людьми в стране не разбрасываются.
Громов подумал-подумал, да и решил не пытаться строить из себя невесть кого. Тем более что это действительно занятный случай.
– Начальник призывной комиссии хотел меня сбагрить воевать. Я ему – ни хрена. Подыхать за таких, как ты не стану. Он сказал – или на войну, или в тюрьму. Я ответил, чтобы меня отправляли на зону первым же поездом.
– Вот это ты молодец! – прокричал смеясь и давясь едой Никита.
Громов даже немного смутился оттого, что заставил его от души рассмеяться. На самом же деле Никита смеялся над Громовым. Он просто этого не понял.
– Ну, тот начальник принялся меня уламывать, а я ему: зона – это как дом родной. Давай лучше ты не страдай хернёй и пойди отдай долг родине с автоматом в руках. А если меня пошлёшь воевать – так я там весь свой отряд перестреляю.
– Серьёзно? Так и сказал? – уточнил Зуев.
– Сукой буду.
Никита опять поперхнулся едой от смеха. Лёгкая улыбка прошлась по лицу Павла. Но этого в камере уже никто не заметил.
– А этот пидор встаёт, – продолжал Громов, – выходит из кабинета, приносит пистолет и говорит: ну, стреляй в меня, только духу не хватит. Сам начал писать липовый приказ о том, что я добровольно отправляюсь в горячую точку. Ну, я и выстрелил. Только пистолет оказался зажигалкой.
Никита «искренне» изобразил удивление:
– Да ну – и как он среагировал?
– Да понял, что просрал свой блеф. Ну и осудили меня, по его рекомендации. Всё равно – всяко лучше на зоне сидеть, чем подставлять очко китаёсам в окопах.
– Это точно, – подвёл итог Никита посмеиваясь.
«М-да», подумал Павел.
«Подкинули нам птичку», подумал Никита.
«Глядишь, а всё не так уж плохо», подумал Громов.
«Беспредельщик», не без тревоги подумал Зуев.
Все поселенцы камеры доели обед и продолжили отдавать долг обществу и государству, за их же счёт варясь в помещении, смотря телевизор и болтая обо всём, что придёт в голову, пока все остальные граждане вели и поддерживали механизм войны. Словом – жизнь шла своим чередом.
4
Тюремная жизнь состоит из рутины. И ещё раз – рутины. И ещё раз – рутины. Мало кто из воспевающих уголовное заключение, и тех людей, кто его отбывает, думают об этом. Многие считают это прекрасным опытом, чтобы научиться разбираться в жизни и в людях (куда там армии). Для кого-то это шанс завести полезные знакомства и навыки. Кто-то просто не умеет себя содержать и поэтому отправляется в этот государственный «интернат для взрослых».
Некоторые уверены, что их там ждут необычайные приключения, вроде раскрытия заговоров против себя и своих друзей, дерзкого побега, шатания по дикой местности в поисках тихого угла, где не достанут правоохранители. А иногда придётся решаться идти на дело, брать большой куш, чтобы обеспечить своё существование и опять уходить от погони, которая жаждет установить справедливость и равновесие. А ты вертел на триста шестьдесят градусов справедливость и равновесие в обществе, потому что для тебя – ты сам и есть всё мировое сообщество.
Но так бывает в книгах и фильмах. А настоящая тюремная жизнь – это рутина. Слишком хороша охрана, слишком надёжны замки и стены. Постоянное наблюдение. Поговаривают даже, что при первом медосмотре, когда тебе ставят прививку, одновременно вживляют под кожу жучок для слежения, на случай побега. Всё это, конечно, отрицается властями, но некоторые заключённые горазды на выдумки всяких басен (а чем им ещё заниматься?). Порой находятся люди, принимающие это на веру.
«Хотя, конечно, есть тут у нас на зоне один мастак – взламывает эти чипы. Отстегнёшь мне немного – я вам организую встречу. А там глядишь, если свезёт – и воля рядом. Тут, за стеной – меньше полуметра…»
Но в основном люди, попадающие в тюрьму, конечно, понимают необходимость своего заключения и просто хотят побыстрее отбыть срок, а по возможности сделать это с пользой для себя.
Но рутину всё равно никто не отменяет. Одна камера, одни морды, одни нравы. И всё это умножается на несколько лет собственной жизни. Во многом, как и жизнь любого среднестатистического обывателя большой «свободной» Земли.
Подъём в строго отведённое время (как в казарме). Поверка. Заправка коек (некоторые камеры даже проверяют на то, как хорошо они это делают). Очередь в туалет. Завтрак. Физзарядка (но без всякого инвентаря – чтобы осужденные вдруг не оздоровели и не посворачивали лебединые шеи всей женской охране). Работа (в семьсот двадцать третьей камере, куда попал Громов, занимались шитьём). Обед. Прогулка. Поверка. Ужин. Личное время. Поверка. Сон.
Для Громова такое в тюрьме было больше похоже на дикость. Естественно, подобная элементарная правда тюремной жизни вводила его в ступор. Особенно физзарядка и работа. Он что – попал в лагерь труда и отдыха?!
Первую неделю ходил как в воду опущенный. Никита иногда его подкалывал, Зуев ознакомил с азами тюремной жизни и тем, как тут живут люди. Павел, же не обмолвился с Громовым и словом.
Но, человек так устроен, что ко всему привыкает или просто со временем свыкается (а это не одно и то же). Но чем моложе человек, тем больнее и дольше у него проходит процесс отказа от благ и розовых мечтаний. Ведь насколько трудно поверить в шестнадцать лет, что не ты – центр всей Вселенной. Не ради тебя живут люди. Что ты – не уникален. И твоя судьба не будет удивительной. А здесь, в тюрьме: вставай; заправляй; приседай; работай; оправляйся; спи. Делаешь всё то же, что и все вокруг. И всё по команде. Что же это за такая уникальная судьба?!
Зуев много наблюдал за Громовым и начал замечать то, что ему неймётся. А если молодой беспредел разбуянится, начнёт бросаться на стены и решётки, потом на людей… Кто его там знает, до чего доведёт это безделье и самого Громова и его сокамерников.
– Лёшка – чего на тебе лица нет?
– Не спрашивайте.
Из всех своих сокамерников он только к Зуеву обращался на «вы». Никита сам попросил его перейти на «ты».
– Да ладно тебе отнекиваться. Мы ведь здесь все вместе сидим. И проблемы у нас во многом общие. Брось – думаешь, что я в своё время не метался вот точно так же?