Клеймо дьявола
Шрифт:
Великан сглотнул слюну.
— Он сказал: «Горм, отрави колодец Лапидиуса», да?
— Я… не скажу, а… мастера нет.
И снова Лапидиус ощутил на спине мурашки. Интересно, виноват в этом напиток или то обстоятельство, что Тауфлиба не было дома? Может, он как раз прогуливался по городу? Может быть, с ножом?..
К мурашкам на спине добавилась распирающая боль в висках. И ярость. Вполне вероятно, что это Горм отравил его колодец, вот пусть он же его очистит! Лапидиус махнул рукой в сторону деревянной бадьи:
— Хватит у тебя сил вытянуть его сто раз подряд?
Горму потребовалось одно лишь мгновение,
— Сто много, да? Хо… умора!
То, как подмастерье сказал «Хо… умора!», снова показалось Лапидиусу страшно забавным. Он собрался с силами и приказал:
— Тогда за дело! И смотри, вычерпай все, что мутит колодец! Листву, мусор, мертвых животных и что там еще есть. Выливай воду в кусты смородины. Столько, пока она снова не станет прозрачной.
— Хо… умора!
Лапидиус оставил великана стоять и пошел в дом. Голова трещала. Он устремился через кухню прямо в лабораторию, чтобы прилечь, но служанка не дала ему выполнить благих намерений. Она сидела у стола и выла — перед ней Мадонна-Заступница и карманный алтарь.
— Ну, что опять? — спросил Лапидиус слегка раздраженно.
Марта запричитала:
— О Боже, Боже, хозяин. Забежала-к-Трауте-Шотт-на-минутку-токо-на-минутку-порази-меня-Бог. А-она-мне-чё-сказыват-чё-все-знают-токо-я-не-знала-токо-я. Траута-та-давай-смеяться-потому-как-думала-я-знаю-а-я-не-знаю-целай-день-кручусь-с-готовкой-чищу-мою-носу-из-дому-не-кажу. Ничё-не-вижу-ничё-не-слышу…
— Марта, Марта, давай к делу!
— Дак вот. Вальтер, Кёхлинов муж, помер намедни. Ужо не первай день как его нашли. Совсем мертвехонького. Пьянай, говорят, был. И кружка все щё в руке.
— Ну, и что здесь необычного? Не он первый, кто упивается до смерти, — Лапидиус помассировал гудящие виски.
— Дак то-то и оно. Не пил он, совсем не пил. А упокойного начальник стражи самолично увез. Народ и говорит, вместе с Кёхлин они и прикончили. Потому она и не оплакиват мужа-та, вона как! Ох, чё делатся! Ужасть, ужасть! У-у-у-у… у-у-у-у!
Лапидиус не мог для себя решить, что больше взяло Марту за душу, загадочная смерть рудокопа или то, что она только сейчас об этом узнала. Если подумать о том, как падки люди до пересудов, то Вальтер Кёхлин вполне мог умереть собственной смертью.
Чернь склонна к преувеличениям и часто видит такое, чего и в природе не существует. Ну, кто, например, сказал, что рудокоп не пил? Не всякий пьяница являет свой порок миру так бесстыдно, как старый Хольм.
Куда важнее было утверждение, что Аугуста Кёхлин завела шашни с Крабилем. Разве сам он не видел, как ворковали эти голубки? А Крабиль при этом еще и развязывал пояс. В помещении вахты это было, вспомнил Лапидиус. Есть ли связь между свидетельницами и Крабилем, между свидетельницами и «сынами дьявола»? Был ли начальник стражи Filius Satani? Третьим, помимо Тауфлиба и Фетцера?
— Марта, — сказал Лапидиус, жаждущий добраться до любимого кресла, — не бери в голову. И не спрашивай, не хочу ли я поесть. Я хочу отдохнуть.
Лапидиус проснулся от крика. Он вскочил со своего кресла посвежевшим и отдохнувшим, хотя головная боль и не совсем прошла. Снова послышался рев. Кто-то выкрикивал имя Горма.
Он поспешил в кухню, к окну,
Все это время Горм черпал?!
Полдвора было залито водой. Лапидиус чуть не расхохотался. Надо было сообразить, что Горм не способен сосчитать до ста. Он просто черпал и черпал. Как автомат.
Мастер и его подручный скрылись за кустами смородины. Лапидиус вернулся в лабораторию. Где, интересно, Марта? Наверное, понесла еду матери. Голова была полна мыслей. Нашел же он забот на свою голову!
Внезапно опять раздался шум. Кто-то молотил кулаками по задней двери. Тауфлиб? Лапидиус прошел в кухню и увидел в окно мастера, который, задыхаясь от ярости, прыгал перед дверью. Чего ему надо? Открыть и обрушить на его голову, что он «сын дьявола»? Нет уж, памятуя о неудачном разговоре с Фетцером и принимая во внимание головную боль, этого делать не стоит. Пусть себе стучит, сколько хочет — он не откроет!
Лапидиус добрался до любимого кресла и сел. Тем временем Тауфлиба уже не было слышно, видно, убрался восвояси. Тауфлиб. И Фетцер. И возможно, Крабиль. В отношении первых двух он был уверен, что они причастны к убийству Гунды Лёбезам и обезглавленной девушки. А вот что касается начальника стражи, надо поразведать. И прежде всего выяснить, на какой повозке он увозил тело Вальтера Кёхлина. Если это фургончик Фреи, то сам этот факт уже доказательство его виновности.
Вообще о доказательствах. Каким наивным он был, когда начинал свои расследования! Он полагал, будет достаточно того, чтобы выяснить, кто скрывается под маской Filii Satani, а теперь видел, что это еще далеко не все. Необходимо их уличить, и лучше при свидетелях. Смелое предприятие, которое казалось невыполнимым.
И ко всему требовалось еще кое-что: прежде чем уличать кого-то, надо было самому убедиться, что тот является убийцей.
Уверен ли он, что это Тауфлиб, Фетцер и Крабиль? Честно говоря, нет. Были и другие в высшей степени подозрительные личности. Все еще были.
Лапидиус застонал. Так много всего он узнал! И все-таки недостаточно. Приведет ли его это к неоспоримым доказательствам? Существуют ли они вообще, «неоспоримые доказательства»?
Очевидно да, и это потрясало. Единственное, что было несомненным, установленное убийство двух женщин. Больше ничего. А дальше начинались его домыслы, потому что даже то, что обе были зверски убиты в пещере Шабаша, еще не являлось фактом. Одну, Гунду Лёбезам, нашли на рыночной площади. Другая, чьего имени никто не знал, была обезглавлена, а голова повешена над его дверью. Тело же так нигде и не всплыло. Но где-то же оно должно быть. Если не в пещере, не в его доме и не у Тауфлиба, то где?
Лапидиус прикидывал так и эдак. И пришел к единственному решению: придется еще раз подняться на Оттернберг.
СЕМНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ
— Мастер Тауфлиб спрашивал вас, хозяин. Ярился да ругался почем зря. Чё тако?
Лапидиус протер глаза. Он с трудом приходил в себя. Марта стояла в дверях и с любопытством таращилась на него.
— Дак я его отшила. Хозяин спит, говорю, и будить его не буду. С тем и убрался.
— Умница. Поговорю с мастером Тауфлибом, когда сам сочту нужным.