Клеймо красоты
Шрифт:
При очередном повороте дороги Ирину просто-таки забросило Петру на колени, что вызвало новый обвал хохота. В это мгновение Маришка оглянулась, и ее зеленые глаза встретились с залитыми слезами смеха глазами Ирины. Маришка тотчас же отвернулась, и в кабине снова воцарилось безмятежное веселье.
Однако теперь смеялись все, кроме Ирины, впрочем, это было вполне объяснимо, поскольку именно в эту минуту расстегнулась внушительная Маришкина булавка.
Да, квартира была пуста.
Но почему?! Куда могла деваться хозяйка?
Звонок в дверь прозвучал так внезапно, что ночной гость едва не выронил пистолет. Ринулся к балконной двери – бежать, но тут же понял, кто звонит. Прошел в коридорчик, глянул в «глазок». И, убрав оружие, начал отпирать несложный замок, из тех, что называются гаражными и открыть которые снаружи может любой и каждый с помощью отвертки.
Стоявший за дверью шагнул в квартиру и прикрыл за собой дверь. Покосился на молчаливую коробочку сигнализации на стене. Вздохнул.
– Значит, смылась? Так я и предполагал. Хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам.
– Слушай, я не понимаю… Она не могла! – забормотал первый. – Я не сводил глаз с подъезда, никто не выходил, все ее окна на эту сторону, только во двор, я за ними наблюдал, никто не спускался с балкона, на соседский ей никак не перелезть, далеко, да я бы заметил!
– И все-таки она ушла, – спокойно сказал вновь пришедший, держа руки в карманах и покачиваясь с пятки на носок. – Знаешь, как это можно было сделать?
– Чердак! Неужели она вылезла через чердак в другой подъезд?
– Чердак заперт вот на такенный замчище, я проверил. Уйти можно иначе. Спуститься на первый этаж и позвонить в любую квартиру, окна которой смотрят на противоположную сторону. Вылезла в окошко. И вот вам результат.
– Вряд ли! Я обошел дом. Он же стоит, ты заметил, как по-идиотски? С той стороны у них аптека, первый этаж – это фактически второй, окна очень высоко. Она бы не рискнула ноги ломать.
– Рискнешь, когда тебе грозит смерть.
– Да ну, брось. Она не сомневается, что это было обычное ограбление, вернее, не состоявшаяся попытка ограбления. Откуда она могла знать, что ты ей заранее подписал приговор?
– Откуда? – Человек помедлил, в упор глядя на своего проштрафившегося напарника. – Ну, может, она прочла это в моих глазах. Как читаешь ты.
Последнюю фразу его собеседник уже вряд ли услышал, потому что к моменту, когда она была произнесена, в его лбу образовалась круглая аккуратная дырочка.
Выстрелом его отбросило на диван, и он теперь лежал головой на подушках, свесив ноги, с выражением тупого изумления на одутловатом лице с синеватой щетиной на щеках.
Стрелявший сунул в карман пистолет. На это ему потребовалось куда больше времени, чем выхватить его.
Затем он огляделся и прямиком шагнул к креслу, на которое были аккуратной стопкой сложены большой мягкий плед и несколько разнокалиберных подушек, украшавших диван днем, когда постель была убрана. Убийца хватал каждую, крепко стискивал и подносил к уху, словно ожидал услышать какой-то звук. Так иногда выбирают арбузы на рынке: сжимая их изо всех сил и прислушиваясь, не захрустит ли. Захрустит – значит, спелый. Но ни одна подушка не была арбузом, может быть, поэтому они и не захрустели.
Лицо убийцы, бывшее доселе подчеркнуто спокойным, помрачнело. Он огляделся в поисках других подушек, одну даже выдернул из-под головы мертвеца, но та оказалась мягчайшей, как пух, которым была набита.
Машинально он приподнял убитого и снова уложил его простреленную голову на подушку. И уже по второму разу начал исследовать все остальные в нарядных вышитых наволочках, затейливо связанных крючком.
Наконец его внимание привлекла одна, самая маленькая. На суровом полотне были вышиты васильки и маки, среди которых затесалась ромашка с полуоборванными лепестками. Похоже было, что кто-то гадал на цветке: «Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет, своей назовет…» Но у гадающей не хватило терпения, а может, храбрости, она дошла до «поцелует» – и решила на этом успокоиться. А чтобы гадание непременно сбылось, вышила заветную ромашку на наволочке.
Да, это было давно: мулине изрядно выгорело, как выгорают цветы в засуху. Да и суровая ткань поблекла. А вот серые нитки, которыми была зашита подушка, казались на этом фоне очень яркими. Тем более что стежки были крупные, небрежные, в то время как остальные чехлы зашивали меленько, аккуратно, почти незаметно.
Убийца хмуро посмотрел на нитки, а потом подцепил стежок ногтем и рванул с такой силой, что шов лопнул. И стало понятно, почему подушка плоская, будто безжизненная: в ней лежало старенькое, застиранное до дыр полотенце, свернутое несколько раз.
Убийца стоял, держа чехол и полотенце. Он был неподвижен, только руки сильно тряслись. Наконец он отшвырнул тряпье, снова вырвал из кармана пистолет и несколько раз выстрелил в человека с простреленным лбом. Тело подскочило на мягком диване, однако кровь не потекла из ран, ведь человек уже несколько минут был мертв.
Да, это глупо, стрелять в убитого. Но тогда оставалось бы стрелять только в себя, ведь он сам во всем виноват, если быть честным.
Сам виноват. Сам упустил удачу – громадную, фантастическую удачу, которая совершенно случайно пошла вдруг в руки!
Ну где она? Где ее теперь искать? Неизвестно, зачем ей то, что она вытащила из подушки, ведь она ни о чем не подозревает! Или… подозревает? Она оказалась хитра, очень хитра, убийца сам мог в этом убедиться. Она не только угадала его замыслы, но и сбежала, хотя это было, казалось, невозможно. Почему бы ей не додуматься и до…
Черт, черт, черт, теперь остается надеяться только на счастливый случай! Но шансов почти нет. Это все равно как крикнуть сейчас в пространство – и ждать, что она вдруг отзовется: «Я здесь! Сижу и жду, чтоб ты пришел меня прикончить!» Шансов нет никаких.