Клеймо на крыльях бабочки. Исторический роман
Шрифт:
(32) Принц де Линь (1735-1814), австрийский фельдмаршал и дипломат, знаменитый мемуарист и военный писатель эпохи Просвещения в своих записках называет шевалье де Сенгаль – «образцовым авантюристом».
Глава 4
1790-е годы. Богемия, замок Дукс.
"Я всегда любил истину так страстно, что часто прибегал ко лжи как способу введения её в умы, которые не знали прелести истины" – Джакомо Казанова.
"Вы
Было начало лета 1798 годa, когда в замке Дукс в Богемии сошёл в могилу удивительный старик. Утончённый XVIII век заканчивался. "Кто не жил в восемнадцатом веке, тот вообще не жил. А кто не жил до 1789 года, тот не знает, что такое сладость жизни", – сказал о своём времени Шарль де Таллейран. Этот блестящий аристократ занимал пост министра иностранных дел при трёх режимах, начиная с последнего периода Французской революции. Имя его стало символом беспринципности, хитрости и ловкости. Известный мастер дворцовых и политических интриг, видимо, хорошо знал о чём говорит.
Время обворожительных женщин и галантных кавалеров, эпоха философов и острословов подходили к концу. Медленно уходила и эпоха расцвета авантюризма. Когда путь искателя приключений из нищей лачуги во дворец был коротким. Хотя ещё короче мог быть путь из дворца в руки палача.
С середины XVIII века в этот театр сладкой жизни, остроумия и любви избранных господ, отгородившихся от остальной страны стеной законов, созданных специально для самих себя, начинают проникать мысли и творения философов. Имена этих философов переживут свой век и станут символами духовности. А во Франции, этой законодательницы мод и придворного этикета, уже начинается отсчёт времени, когда взметнётся страшный революционный вихрь и похоронит плоды этой возвышенной духовности под обломками.
Уходил в прошлое роскошный, блистательный и очень опасный век. Об одном из героев этого времени, о великом авантюристе Джакомо Казанове, и будет этa глава.*
Как упомянуто автором ранее, его роль в судьбе героини книги сложно переоценить.
Последние тринадцать лет своей жизни старик служил библиотекарем графа Йозефа Карла фон Вальдштейна, камергера австрийского императора. Граф был каббалистом, путешественником и ловеласом, известным в аристократических гостиных от Мадрида до Петербурга. Чувствуя родственную душу, граф привязался к Казанове, несмотря на значительную разницу в возрасте. Когда они случайно встретились в резиденции Фоскарини, венецианского посла в Вене,(34) граф вызвался оказать ему покровительство и предложил место библиотекаря в своём замке в Богемии. Оказывать покровительство исключительным личностям, возможно, было семейной чертой обоих братьев семьи фон Вальдштейн.(35)
Тринадцать лет в огромном замке Дукс дали пожилому Казанове спокойную жизнь, безопасность и хороший заработок. Но принесли ему скуку и разочарование. Хотя размеренная провинциальная жизнь оказалась самой продуктивной для его творчества. Hе будь этого времени, скорее всего, его рукопись не была бы написана. И память о Казанове исчезла бы навсегда.
Хозяин жил в европейских столицах и посещал Дукс по случаю. Если бы граф фон Вальдштейн не поселил своего друга в скучном замке, а взял Казанову с собой в Париж или в Венецию, дал Казанове возможность блистать остроумием в салонах аристократов, весёлые истории авантюриста были бы рассказаны за бокалами с шампанским. Если бы наш старый ловелас был окружён прелестными посетительницами салонов аристократов, воспоминания о прошедших удовольствиях не посещали бы Казанову. И, вероятнее всего, никогда история авантюриста не была бы записана на бумаге. Из-за отсутствия у него времени, да и желания на написание рукописи.
Замок Дукс – роскошная провинциальная обитель, насчитывает не менее сотни
В один из хмурых осенних дней, когда мелкий дождь барабанил в окна замка, а мысли были столь же унылы, как и вид из этих окон, старый авантюрист в отчаянии решил удалиться в монастырь. "Мне понятно ваше желание, сын мой, освободиться от груза прошлой жизни, под тяжестью которого прогибается ваша душа. Но ряса не делает монаха монахом", – назидательно ответил своему редкому гостю капеллан местной церкви после утренней службы.
Слова капеллана щебетали птицы в саду, их повторило выглянувшее к обеду солнце. И тогда, оставив идею бегства от судьбы, старик сел в замковой библиотеке за письменный стол и положил перед собой чистый лист бумаги. Какое-то время он задумчиво вертел перо в руках: "…Бежать, бежать от этой всепроникающей гнетущей тоски,…».
В далёком от привычных его молодости удовольствий замке Богемии Казанова начал вспоминать своё прошлое. Так он мог заново прожить каждый миг снова. Так он мог принести в это тоскливое место своего последнего пристанища шарм и блеск, которыми он старался окружить каждую минуту своей жизни. Стержнем характера этого авантюриста был вечный эгоизм. Казанова всегда говорил только о себе. Он не представлял о чём другом можно поведать миру. И он начал говорить о себе, погружаясь в воспоминания о путешествиях, воскрешая в памяти шалости юности и похождения зрелого возраста, вспоминать любовниц, друзей и врагов. Казанова начал свою рукопись.
Скука бытия может стать сильным порывом к творчеству, дорогой читатель. B затемнённую комнату, под свет лепестка свечи, приходят самые яркие воспоминания. Там создаются самые красочные картины жизни. После тюремного заключения Сервантеса мы наслаждаемся его Дон Кихотом.(36) Лучшими страницами французского писателя Стендаля мы обязаны мрачным годам его вынужденного затворничества.(37) "Божественной Комедией" великий Данте благодарен годам изгнания из своеги любимого города – Флоренции.(38) Рассказы О’Генри были написаны во время его тюремного заключения в тюрьме штата Огайо.(39) Скука и тоска одолевали будущего автора светящихся юмором рассказов. Возможно, что именно они подтолкнули О’Генри к колченогому столу под окном его камеры.
После смерти Казановы в Дуксе были найдены документы и связки писем, перевязанные ленточкой. Большинство документов были закладными письмами из ломбардов. Но главной находкой была огромная, в четыре тысячи страниц рукопись, о существовании которой было известно только посвящённым лицам. На титульном листе рукописи было написано: "Жак Казанова. Венецианец. История моей жизни". Казанова на склоне лет отложил в сторону все громкие имена и титулы аристократов, которыми он окружал себя всю жизнь. Он оставил себе только один титул – "Венецианец".
Когда-то в Париже Мадам де Помпадур, знаменитая фаворитка Людовика XV, спросила Казанову:
– Сударь, вы приехали издалека? Как вы сказали? Из Венеции?
– Да, Мадам. Но Венеция не бывает далекo. Венеция всегда в центре.
Чтобы почувствовать вкус XVIII века, дорогой читатель, блистательного и очень грешного века, важно знать, что символами его были две столицы: Париж и Венеция. В XVIII веке Италия не грустила, вздыхая о былых славных веках. Она была и оставалась родиной музыки, театра, художников и центром масонства. Хотя о масонстве человечество всегда знало ровно столько, чтобы быть уверенными, что там кроется нечто намного большее. Это нечто, что обречено оставаться таинственным веками. Потребность в страшном и таинственном у человечества куда больше, чем потребность в раскрытии секрета.