Клеймо на крыльях бабочки. Исторический роман
Шрифт:
Старик говорил и оживал, как от лёгкого дуновения воспламеняются угасшие угли в камине. Страстная якобинка уже затмила все призраки, населяющие замковую библиотеку. Прелести молодой женщины просились на чистые листы его рукописи. Бесплотные тени в кринолинах, кружащие в менуэте всё сегодняшнее утро, спрятались за пыльными шкафами библиотеки. Вечный любовник Казанова уже начал любовную атаку на живую прелестную плоть.
Мысли старика кружили вокруг вопроса, как скоро любовная атака перейдёт в любовный танец. Адель должна стать его последней возлюбленной. Это новое увлечение, новая страсть должны принести в его тоскливое существование в замке особый смысл. Он был уверен, что именно так следовало
Обед был закончен. Спор в столовой ещё продолжался некоторое время, но скоро потерял свой накал и затих. После обеда старый граф фон Ламберг отправился в свои комнаты вздремнуть. Казанова проводил графиню и Адель в сад любоваться розами. Старую княгиню не оставляла мысль излечить молодую женщину от её, как старушке казалось, пагубных страстей. Джакомо оставил их в саду под предлогом помочь графине дать слугам распоряжения к ужину. А сам отправился в дальнюю часть парка выгуливать своё разыгравшееся воображение среди буйно разросшихся диких цветов. Он, разумеется, сознавал, что с Адель его разделяет без малого пятьдесят лет. Путь, который ему предстояло преодолеть в погоне за новым любовным увлечением, уже возбуждал его воображение.
"Возраст не защищает нас от любви. Но любовь защищает нас от возраста" – напевал себе под нос возбуждённый интригой Казанова.
На обратном пути к замку, хруст в коленях от непривычно дальней прогулки пешком заставил его делать короткие передышки на скамейках в парке.
"В любви прекрасней всего начало. Неудивительно, что мы начинаем столь часто,…" – говорил хорошо знавший Казанову принц де Линь.
Любовь – это любопытство! В жизни Казанова влюблялся, движимый любопытством, которое толкало его в новые объятия. Утром, после ночи любви, когда Казанова объявлял, что уходит навсегда, счастливая "жертва" не могла отрицать, что этой ночью она была единственной страстью самого прекрасного любовника, которого когда-либо носила земля. Новая женщина приносит собой увлекательную тайну. Разгаданная тайна становилась ему неинтересной.
Он вернулся в замок к четырём часам. Ему доставляла неприятности одышка. Он еле преодолел ступеньки лестницы парадного входа в замок. Прежде чем войти на террасу, он постоял немного на верхних ступенях. Дыхание вернулось.
После долгой пешей прогулки хрустели колени и ныла спина. Не безнаказанно же сколько её сил было отдано возлюбленным за последние пятьдесят лет. Он двинулся к террасе. Его последняя любовная атака началась. "По крайней мере, я не собираюсь начинать сражение с Революцией," – не сумев сдержать улыбки, подумал шевалье. Возвращаясь из парка с больной спиной и хрустящими коленями, но с умиротворённой душой и головой, полной галантных уловок, шевалье чувствовал себя готовым к новому наступлению на прекрасную поклонницу Робеспьера.
Он понимал, что эта победа будет для него последней. Но именно такой победы он хотел. Ради этого последнего приключения он даже готов был пожертвовать обольстительными призраками в библиотеке, не дававшими ему покоя до приезда белокурой якобинки. Казанова застал Адель одну на террасе дома и отвесил молодой женщине глубокий поклон. Он поцеловал руку и извинился, что необходимость продолжить некоторые распоряжения вынуждают его удалиться.
Перед ужином Казанова часа два отбирал из оставшихся у него нарядов самые изысканные: из шёлка, кружев и отделанные золотом. Результат был впечатляющим. В выбранном наряде он мог бы спокойно появиться в Версале. С особым тщанием он опять расчесал и напудрил парик. С трепетом он украсил свой костюм орденом, вручённым ему в Риме лично Папой Бенедиктом почти сорок лет назад.(67) Вырядившись, как райская птица, он спустился в малую
– Шевалье, во время прогулки княгиня убедила меня, что моё поведение достойно порицания. Мне стыдно за свои слова за обедом. Надеюсь, вы не будете принимать их всерьёз.
За её учтивыми словами чувствовалась скрытая насмешка. Как раз в это время в столовую вошла старая княгиня. Hе сговариваясь с шевалье, она была одета также демонстративно изыскано: в платье цвета персика с шемизеткой из драгоценных кружев. Её седые волосы, собранные в высокую причёску, были осыпаны пудрой и украшены перьями. При виде этих стариков в старомодных туалетах у Адель вдруг возникло ощущение, что перед ней призраки. Даже олицетворяющие величие и красоту своего уходящего века, они всё равно показались ей призраками из старого чулана.
Ужин проходил спокойно. Казанова мило беседовал с княгиней и графом о своей работе по составлению картотеки громадной библиотеки замка.
Его попытки вовлечь в разговор Адель успехом не увенчались. Молодая женщина ограничивалась лишь короткими репликами. Картотека библиотеки её явно не интересовала.
После ужина компания переместилась на боковую террасу замка, куда щедро переливался из сада запах роз и диких цветов. Галантный разговор продолжался и, как всегда, в нём нашлось место воспоминаниям о прекрасном ушедшем времени. Принесли свечи. Слуги подали кофе, ликёр и засахаренные фрукты. Ко времени, когда присутствующие расположились в удобных креслах вокруг мраморного столика, к Адель стало возвращаться второе революционное дыхание. Огня добавила княгиня, которая имела неосторожность внести в разговор свои воспоминания о дореволюционном Париже. Эта сладкая ностальгия старой дамы немедленно вернула на террасу революционный накал, имевший место за обедом.
Граф фон Ламберг очень скоро признал себя побеждённым и предпочёл отмалчиваться.
"Этого уже бросили в повозку палача", – со смехом подумал Казанова.
Но старая княгиня отчаянно сопротивлялась и держалась за жизнь. Веер в её руках так яростно колыхался, что был способен наполнить паруса королевского флагмана. Она парировала выпады Адели с едким юмором и рукоплескала остроумию шевалье. Казанова, целуя старушке руку, со смехом произнёс:
– Мадам, маленькая якобинка горит желанием посадить меня на повозку папаши Сансона.(64) Но совсем не обязательно, что моя голова окажется в его корзине.
Продолжая сражаться в этой словесной баталии, он тонко нащупывал слабое место в броне самоуверенности Адель, чтобы не преминуть им воспользоваться.
– Ваши комплименты согревают мне сердце, Адель, – Казанова улыбкой отвечал на самые едкие нападки молодой женщины. – Если делить людей на плохих и хороших, как это предлагаете вы, то "хорошие", согласен, спят спокойнее в своих кроватях. Зато "плохие" получают больше удовольствия в свободные ото сна часы. Если Господь одарил нас этими, как вы изволили их назвать, похотливыми желаниями, то было бы грехом противодействовать им. Вы не согласны со мной?
– Вздор. Что даёт вам уверенность, что этими желаниями одарил вас Господь, а не дьявол? Хотя, я думаю, всё было намного проще. Вы и не задумывались, кто вас этими желаниями одарил. Просто до смешного вы были заняты своей персоной, – парировала Адель. – Вы потакали своей похоти, потакали своим низменным страстям.
– Ваши моральные устои забрались на заоблачные ледяные вершины, Адель. Меня пугает мысль,…
– Вы волочились даже за самым уродливым или глупым созданием. Чтобы тешить своё непомерное самолюбие, – запальчиво перебила его Адель. – Чтобы любоваться собственным отражением в её глазах. Чтобы продолжать играть эту постыдную комедию вашей жизни.