Клеймо оборотня
Шрифт:
И снова спускался Исфендир в подземелье Великого Храма Огня, но на этот раз его вела не жажда познания и не рука мудрого старца освещала путь. Теперь его проводниками были ужас, отчаяние и стыд, ибо он вел убийц к пророку Истины.
Войдя в святилище, они сразу увидели Джардрушу, который по-прежнему стоял перед алтарем, вглядываясь в мерцающие блики пламени. Исфендир понимал, что ему следует крикнуть, чтобы предупредить Учителя, но меч, упиравшийся в спину и с беспощадностью напоминающий о смерти, надежно удерживал его от этого. Поэтому он молча стоял и смотрел, как
Но тут случилось непредвиденное. Один из варваров, выхватив из-за пояса нож, метнул его в своего же товарища, несущего смерть Джардруше. Лезвие глубоко вонзилось в основание шеи, и туранец упал замертво, не успев даже вскрикнуть. А человек, метнувший нож, поднял меч над головой и с боевым кличем бросился на Зуваношу.
Однако далеко продвинуться ему не удалось, его схватили и обезоружили раньше, чем он смог нанести удар. Зуваноша повернулся к туранскому хану и, сощурив глаза, сказал:
— Разве слово вождя туранцев уже ничего не значит, Нушак? А, может быть, Джардруша или сам царь Вишташпа посулили тебе больше золота, и я должен пасть жертвой твоего предательства?
Ту ранений хан зло бросил в ответ:
— Если бы я предал тебя, Карпан, ты был бы уже мертв. — Он показал на предателя. — Этот человек не туранец. Он странствующий воин, и примкнул к нам много лет назад. Я доверял ему, он был с нами во многих налетах на селения Хорезма. — Хан Нушак метнул на предателя холодный, безжалостный взгляд. — Но я ошибался. Он, должно быть, шпион царя Вишташпы. Его ждет жестокая смерть, какой ту ранцы карают измену. И свершится это завтра, в нашем стане, на глазах у всех.
Шум вывел Джардрушу из транса медитации, и он обернулся, чтобы лицом к лицу встретиться с целым скопищем врагов. Увидев Исфендира и заглянув ему в глаза, старик печально покачал головой. Затем он обратился к Карпану:
— Зуваноша, раб тьмы и вождь невежества, да будет тебе тюрбан твой вместо покровов на смертном одре, ибо долог путь низринутого с Моста Разделяющего в Обитель Лжи.
Зуваноша все еще сжимал рукоять меча, с которого капала кровь Ямнашпы. Подняв меч, он подошел к Джардруше со словами:
— Так и быть, я помолюсь, чтобы дэвы оказали тебе по прибытии достойные почести, старый дурак.
С этими словами он взмахнул мечом, описав в воздухе большой полукруг, и голова пророка слетела с плеч. Некоторое время Зуваноша смотрел на поверженного врага, упиваясь торжеством победы и отмщения, затем сказал туранскому хану:
— Убей Мага и распрощаемся.
— Подожди, Карпан, — хитро улыбнулся туранец, — ведь он из благородной семьи, разве не так? Они дадут много золота за его жизнь.
Зуваноша пожал плечами.
— Поступай, как знаешь, Нушак. Меня это не интересует.
Покинув Великий Храм города Балха, туранцы и Карпаны расстались.
Кочевой стан туранцев находился в трех часах верховой езды к северу от Хорезма, в горах. Всю дорогу Исфендир провел в покаянных молитвах, стараясь успокоить себя тем, что ему, но крайней мере, удалось избежать смерти от рук туранцев и, может быть,
Когда они, наконец, добрались до тура некого стана, который представлял собой пестрое кочевое стойбище с кострами и походными шатрами, запахами нечистот, грязной одежды и конского пота, Исфендира и ту райского предателя грубо стащили с лошадей и, связанными, бросили в один из шатров, оставив там до следующего утра. Для Исфендира это утро будет означать решение его судьбы — ведь завтра жрецам клана Магайа передадут сообщение о его пленении. Предателю же рассвет принесет крепкие, толстые веревки, которыми привяжут его за руки, за ноги и за голову к пяти лошадям, и, понукаемый плетьми, понесут они его в разные стороны, раздирая на пять частей. Так думали все, кроме самого предателя, который сейчас сидел в шатре и разглядывал Исфендира с выражением какого-то странного веселья на усталом лице. Исфендир избегал его взгляда, но от разговора уклониться не мог.
— Ты жрец?
— Да, — суетливо кивнул юноша.
Человек говорил с акцентом, и его выговор был незнаком Исфендиру. И вдруг он рассмеялся.
— Я тоже жрец. Был жрецом. Больше уже нет. Был жрецом в Египте, далеко отсюда, давно. Жрецом бога Атона, жрецом фараона Эхнатона.
Исфендир не удержался и посмотрел на него.
— Ты не туранец?
— Нет, — ответил он. — Египтянин. Жрец бога Атона, давно-давно. Приходить Хоремхеб, убивать Эхнатон, старый боги вернуться. Менереб, жрец Атона, стать жрец Амона. Помогать Хоремхеб убивать жрецы Атона. — Он наклонился к Исфендиру и с Жаром заговорил — Ты запомни, жрец Ахуры, ты запомнить слова Менереб. Важно, очень важно! Ты запомнить, жрец Ахуры!
Исфендир отвернулся, решив, что этот человек потерял рассудок.
Вскоре на землю опустилась ночь. Костры туранцев один за другим погасли, и свод небес озарила полная луна, заливая мир своим холодным сиянием. Исфендир лежал без сна на холодном земляном полу, поэтому он сразу услышал, как сосед вдруг закричал от боли. Юноша приподнялся на локте и посмотрел в его сторону, напрягая зрение, силясь увидеть, что происходит с товарищем по несчастью. Но в следующий момент он крепко зажмурил глаза и изо всех сил замотал головой из стороны в сторону, словно стряхивая с себя наваждение, потому что увиденное им во тьме шатра не могло быть правдой.
Однако глаза не обманывали его, и некоторое время спустя, когда в шатер ворвались туранцы, чтобы выяснить причину душераздирающих криков, Исфендир, застыв от ужаса, смотрел, как оборотень, злобно рыча, напал на вошедших. Быстро покончив с ними, чудовище бросилось вон из шатра в поисках новой добычи. Исфендир попытался освободиться от пут и убежать, пока оборотень не вспомнил о нем и не вернулся, но веревки оказались слишком толстыми, а узлы слишком крепкими, и как Исфендир ни старался, напрягая последние силы, развязать их он не смог.