Клеймо сводного брата
Шрифт:
Наконец его член разбухает еще сильнее, он рычит словно животное, и вдруг до боли стискивает мои груди.
О, Господи. Невозможно, но я чувствую…
Как там в математике. Минус на минус дает плюс. И я внезапно плюсую, потому что тело взрывается мощным возбуждением, и я понимаю. Скоро кончу. От анального секса.
Охуеть, не встать!
Прошу:
—
Сильнее.
Он утробно рычит мне в ухо: «я знал», и кусает за шею, стискивает соски и продолжает толкаться на невообразимой скорости в задницу.
Пытка. Тягучая, чувственная пытка. Балансирую на волне удовольствия, возбуждаясь все сильнее. Приближаясь к краю, за которым ждет кайф.
Все заканчивается неожиданно. Стоит ему отпустить одну грудь и просунуть руку под мое тело, пару раз с нажимом помассировать клитор. Взрываюсь, как звезда в космосе. Крик так и не вырывается, горло охрипло, только писк и тихий всхлип.
Внутри все болезненно пульсирует, а уши закладывает от силы навалившегося удовольствия.
И вот он тоже догоняет. Толкается быстрее, вдруг всаживает сильнее, резко и… замирает, только продолжая кусать меня и рычать, изливая в узкое отверстие вязкую жидкость.
Выходит резко и вдруг вставляет пробку обратно, не давая ни капли пролиться на ковер.
Изверг.
Глава 15.
Первой мыслью было бежать. Но бежать я не собиралась.
Я планировала найти эту сволочь непонятливую и все ему высказать. Ведь договорились, ведь обещал, что больше не побеспокоит! Поклялся.
И что? Он в Питере? Как будто других городов нет.
Хочу ему в лицо посмотреть, расцарапать, но боюсь. Так, что в голове шумит, а по спине тонкой струйкой пот бежит.
Нет, нельзя. Мы друг другу никто. Правда ведь?
Какие еще, к черту, смыслы,
когда на тебе я зависла?
Какая еще в жизни радость,
когда только ты мне отрада?
Какие еще к черту танцы?
Ну как можно было расстаться?
Побойся гневить Бога -
любви не бывает много.
Спокойно возвращаюсь в палату, еще спокойнее ее покидаю через пол часа, получив все инструкции по работе.
Выхожу из здания словно под прицелом. Кажется, что кто-то смотрит. Еще страшнее, потому знаю, что из одного из окон может выглядывать Герман. Следить, как я бегу к стоянке. Возможно прокручивать в голове, как рвался внутрь меня, сжимал тело, оставлял следы на коже…
По телу проходит дрожь и сердце начинает прямо-таки тарабанить. И знаю, что это за порочные чувства. Знаю, что никогда не испытывала их. Кроме того раза. Во время свадьбы. Во время пожара.
В страхе оглядываюсь, словно кто-то из прохожих может в мою голову заглянуть, мысли мои постыдные узнать, понять, насколько намокли трусики. Насколько хочется остаться одной. Иду прямиком к машине Антона и спинку сидения откидываю.
В воспоминания окунаюсь, понимаю, что только там вся моя фригидность становилась иллюзией. И вот я уже руку под юбку засовываю, влажной ткани касаюсь. В небо смотрю через окно и губы пересохшие облизываю.
Господи, как же дурно. Как же хорошо. Пальчиками под трусики забираюсь и глаза Германа в ночи представляю. Такие же горящие, как огонь. Карие с желтыми прожилками. Настоящий кот.
Влажные складочки начинаю тереть и губу нижнюю прикусываю, только чтобы не услышал никто. Не понял, чем я таким занимаюсь, как сама в себя палец просовываю, как клитор тру все чаще.
Да… Да… Немного еще. И небо надо многой становится с каждым движением все ближе. И почти мгновенно я взмываю в небеса, сотрясаюсь от сладкого удовольствия. Выдыхаю хрипло, протяжно и пальцы в рот беру. Глаза прикрываю, вспоминая, как этот вкус дарил мне Герман. Проклял меня этим на вечное самоудовлетворение.
Потому что не могу дать к себе прикоснуться. И его видеть больше не хочу.
Мы и не должны пересечься с Германом. Антона скоро выпишут.
У него своя работа, у меня теперь своя. И эту работу приходится выполнять.
И от тех, кому я передаю ключи по нескольку раз в день, тошнит.
Их взгляды порочны, а их намерения прозрачны. Неверные мужья и жены, желающие трахнуться без обязательств, желающие голод низменный утолить.
И с одной стороны, работа не сложная, а с другой, валюсь с ног, пока Антон продолжает лежать в больнице. Названивать постоянно, контролировать.
К себе зовет с отчетом, а я боюсь. Увидеть Германа боюсь, эмоции выплеснуть. Убить.
Именно из-за него мне приходится постели чужие перестилать, запахи порока чувствовать. Носки рваные носить. Чтобы купить новые, просто нет сил.
В итоге так заматываюсь, что в какой-то момент не замечаю, как пропадает Феликс. Был кот и не стало кота.
И я в панике оббегала пол района, прорыдала пол ночи. Ведь он был единственным, кто мне дорог.
Кому могла все свои несчастья в словесной форме излить.
А теперь его нет. Сбежал, потому что внимания не уделяла. Сволочь.
Спустя неделю после начала работы, я встаю с утра с твердым намерением вернуть домой заблудившегося кота.
Верить в то, что он ушел по собственного воле, мне не хочется.
Я распечатываю объявления, развешиваю на всех досках и столбах в нашем районе.
Только потом еду по работе, понимая, что уже неделю не появлялась на учебе. Просто физически не могла бы туда доехать вовремя. Оставалось только брать задания на дом и делать пол ночи.
Сегодня к себе опять зовет Антон, и я понимаю, что уже пора съездить. Тем более он просит привезти ему всю наличку.
Часть денег переводят сразу ему на карту, но весьма много дают на руки. Приходится возить их с собой.