Клеймо сводного брата
Шрифт:
Но даже этот важный повод ничто по сравнению с нежеланием встречаться с Германом.
Но… надо.
И меня начинает трясти. Потому что одно дело просто осознавать, что Герман в том же городе. Ходит по тем же дорогам, дышит одним воздухом.
Другое дело зайти в здание, где можно его встретить. Возможно столкнуться с ним лицом к лицу. И… что я ему скажу?
Скорее всего не смогу сдержать истерики. Потому что он успешный врач. А я… никто.
Встречаюсь с парнем, чтобы заработать на учебу. Скорее всего
На что еще я готова?
Все потому что не могу вернуться туда, где меня будут бить, где я стану бледной тенью себя.
Делать нечего, и я, собрав резинкой пачку денег, одев джинсы с рубашкой и даже новые кроссовки, выхожу из дома.
Приближаясь к больнице, меня все больше накрывает паника. Постоянно оглядываюсь, словно в сражении, ища пути отхода.
Но с другой стороны, почему должна бежать я?
И я сама себя не понимаю. Чего мне хочется больше? Увидеть его. Или не видеть никогда.
Паркуя машину возле больницы, я вдруг замираю. Застываю. Прикусываю язык, чтобы не вскрикнуть.
Потому что возле входа стоит он. Герман с как обычно короткой стрижкой, блестящей серьгой в ухе, прикуривает сигарету в своей манере. Улыбается двум симпатичным медсестрам, выпуская круглые кольца дыма.
Меня такая отчаянная злость берет, что руками кожаный чехол руля до побелевших костяшек сжимаю.
Стискиваю. Почти рычу.
Я тут мучаюсь, страдаю, не знаю, как мне поступить, как мне жить дальше, а эта красивая скотина флиртует.
Не знаю, что меня сподвигло. Не знаю, чем я думала, но выходя, я так громко хлопнула дверью, что машину закачало. А стайка птиц на дереве в импровизированном парке с лавочками мигом слетели с деревьев.
Солнце светит в глаза, но я все равно различаю, что нужного эффекта я добилась. Привлекла его внимание.
Но он не рванул ко мне, как я рассчитывала. Нет, он просто потушил сигарету, выкинул бычок и отправился восвояси.
Меня как приливной волной накрыло. Как… Да как он посмел меня игнорировать?! Еще пусть скажет, не узнал!
Тварь. Придурок. Ненавижу!
Все события, все эмоции скручиваются в такой комок, застрявший в горле. Дышать становится тяжело. Буквально нечем!
А здраво соображать еще тяжелее.
Как он смеет? После всего, что я по его вине пережила. После того, кем я стала!
Он так легко не отделается. Я выскажу ему все, что думаю. Вот прямо сейчас!
Именно поэтому подтягиваю сумку к себе плотнее. Я не иду туда, куда должна, я устремляюсь за Германом. Дура!
Прямо вот за ним, по улице. Смотря, как он чеканит шаг. Как перекатываются мускулы под его черной водолазкой. Как руки в кулаки сжаты, демонстрируя сетку выпирающих вен.
И почему раньше, в него влюбленная, я не замечала, как быстро он из парня преобразился в потрясающе красивого мужчину.
Или я просто подавила
А оказывается симпатия была?
Не зря же он… отвел меня и трахнул. На моей свадьбе, забыв совершенно о нормах морали, о правилах приличия.
Мы идем долго.
Я все жду, когда он сам остановится, развернется, выслушает гневную тираду, но он продолжает достаточно быстро идти, словно не хочет, чтобы я его догоняла. Словно видеть меня не хочет?
Тогда почему он здесь? В Питере? Почему именно в этом городе.
Проспект заканчивается, людей становится все меньше и меньше. Пока вдруг не пропадают совсем.
Я даже вздрогнула, когда поняла, что мы, по сути, остались с Германов наедине. В *колодце свеже-отремонтированного дома.
И меня начинает потряхивать, когда вижу, как он открыл одну из подъездных дверей и останавливается.
Чего-то ждет.
И я задыхаюсь. Хочу уже открыть рот, чтобы высказаться, но он вдруг смотрит прямо на меня и бровь выгибает.
— Не стоит кричать на улице, Сонечка. Давай поднимемся ко мне и поговорим.
Глава 16.
*** Герман ***
Не сравнить. Даже близко не похожа эта чопорно одетая, со стянутыми в узел волосами девушка, на всегда улыбчивую Соню. Чьи волосы были распущены, платья легки, а взгляд на грани вечной влюбленности в жизнь.
Но это была моя Соня.
И неделю, наблюдая издалека за ее жизнью, я могу сказать, что она не изменилась внутри. Осталась все такой же мечтательной, сладкой, сексуальной. Но снаружи постаралась надеть самый толстый панцирь, который я планирую снять.
Я обещал держаться подальше. Я сдержал свое слово. Но если она сама войдет в эту дверь, если она сама сделает первый шаг, я считаю себя вправе снять любые обещания. Она сама даст мне такое право.
Она просто станет моей. Уже без каких-либо ограничений. И фантазии о том, что я с ней буду делать, заставляют конец упираться в ширинку, а голову гудеть от возбуждения.
Ну же, Соня? Что ты стоишь? Сама же шла за мной почти три километра, сама преследовала, чтобы высказаться.
А все равно боится, потому что знает, стоит ей зайти внутрь, обратного пути не будет.
И она вздыхает. Протяжно так, а меня колбасить начинает, потому что свободная рубашка на груди натягивается, а розовый язычок выглядывает и губки свои пухлые облизывает.
А потом решается.
Мир, давным-давно посеревший в моих глазах, наполняется красками. Делает решительные шаги в сторону парадной и, мельком на меня взглянув, говорит:
— Я ненадолго.
Разумеется…
Вхожу за ней, и дверь слишком громко хлопает. Так, что на первой ступеньке она вздрагивает, поворачивает голову.