Клеймо сводного брата
Шрифт:
Глава 1.
— Научи меня водить, Герман, — слышу, пока собираю сумку, чтобы в очередной раз сбежать из этого дома. И вот надо было показаться Соне с ее нежным голосом и босыми стройными ножками.
Смотрю сначала на пальчики с розовыми ноготками, потом уже на острые коленки и белые кружевные шорты. Их надо объявить вне закона, тем более для девушки ее возраста.
— Герман? –
— Ты же вроде уже учишься. Зачем тебе я?
— Потому что ты не будешь на меня орать. Он пугает меня.
Ты просто не знаешь, как могу испугать тебя я. Особенно своими мыслями.
— Или ты уезжаешь?
Перевожу взгляд на сумку. И выдыхаю. Очередная ссора с отцом. Ребячество. А мне уже восемнадцать. Я уже учусь на врача. Не знаю, зачем поступил, наверное, чтобы отцу насолить, который хотел отдать меня в бизнес-школу.
И я ведь тоже туда хотел, деньги я полюбил, но его требование привело меня к очередному взрыву.
— Нет. Я не уезжаю. Поехали, покажу тебе мастер-класс.
Она прыгнула от радости.
— Я быстро! Только оденусь.
Она убегает, а я быстрым шагом за ней, только и надеясь, что она опять забудет прикрыть двери. Удача. Теперь осталось только убедиться, что рядом никого, и стискивать челюсть, наблюдая, как эта прелесть, пританцовывая, переодевается. Сначала стягивает шортики, оставаясь в одних трусиках. Белых и невинных, как и она. Потом стягивает топик, все еще не утруждая себя ношением лифака. Надевает водолазку, потом джинсы, а я уже прикрываю глаза, как раздвигаю ее ножки.
— Герман, — меня буквально отшвыривают от двери, и я вижу перед собой отца. Я буду похожим на него, таким же высоким с жесткой линией подбородка и острыми скулами. Но как же от этого тошно.
Особенно тошно от той зависимости, которая возникает от власти, которой я, как и он, со временем смогу обладать. От денег, которые хотят все получить. От себя.
— Пойдем поговорим, — кивает он на лестницу, и я кидаю последний взгляд на попку яблочком.
Плетусь за ним, рассматривая убранство, лепнину под потолком и хрустальную люстру. Я быстро привык к роскоши, только вот желание все спрятать так и не искоренил у себя. Все кажется, что кто-то что-то стащит. Я бы Софку спрятал. Только вот кто ж мне даст.
Кабинет отца всегда казался кабинетом с электрическим стулом. Вот-вот и его голос превращается в разряд тока, бьющий по нервам.
— Я пошел тебе на уступку, дав поступить на мед. брата.
— Врача, — перебиваю я, перекатываясь на ступнях, и засунув руки в карманы джинс. – И я поступил сам.
— Если я захочу, единственное место, куда тебя бы приняли – смоленская шарага.
— За чем же дело встало.
— Ты мой сын! Я хочу, чтобы ты вырос человеком. А ты шатаешься по гонкам, выглядишь как босяк и набил очередную татуировку!
— Я устал от твоего контроля.
— Зато пялиться на Софию ты не устал. Она твоя сестра.
— Сводная.
— Тем не менее. Она не для тебя.
— Потому что я цыган, — ухмыляюсь.
— Нет. Потому что должна сыграть в этой семье свою роль. И ты мне в этом должен помочь.
— Какую роль? – напрягаюсь я. Не думал, что он собирается контролировать и ее. Хотя на что я рассчитывал?
— Мне нужна компания Соколова. Уверен, он будет посговорчивее, если наши дети поженятся.
Меня пробрал смех.
— Значит решил ее продать, как племенную кобылу?
— Всего лишь устроить ее, пока она не влюбилась в тебя. Петька более подходящая партия. Познакомь их.
— А если откажусь.
— Отправишься к матери в притон. Я не спрашиваю, я ставлю условие. Сделаешь все правильно, и я отправлю тебя в штаты на стажировку.
Это то, о чем я мечтал. За год мне понравилось учиться на врача, но в Америке медицина развита сильнее.
— Ну что? — поднимает густые брови отец. – Готов отказаться от будущего ради дырки?
— Не готов, — выплевываю я и устремляюсь на выход. Не готов. Потому что влюбленность в Соню похожа на болезнь. А деньги — это фундамент жизни, способный защитить от любой беды.
— Опять поссорились, — слышу голос, и в мозг стрелой огненной стреляет возбуждение. Как обычно возле нее.
— Как обычно. Ну что, готова прокатиться.
Она кивает и пружинистым шагом идет к двустворчатой двери. Я открываю ее, пропускаю сестру и быстро оборачиваюсь.
Отец смотрит внимательно, наверняка, чувствуя себя богом, распланировавшим наши жизни. И я иду у него на поводу, потому что сам пока не способен ничего добиться.
Соня трясется, пока держит руль, и я закатываю глаза. Есть идея, но весьма порочная. Но учитывая, что скоро она уйдет из моих рук, как песок сквозь пальцы, то можно и пошалить.
— Ну и что ты трясешься как эпилептик? Чего боишься?
— Совершить ошибку.
— Я могу помочь, поднимай зад.
Она смотрит недоуменно, приоткрыв свои пухлые губки, но делает, как говорю. Я сажусь под нее, от чего она непроизвольно вздыхает.
— А так можно?
— Сегодня можно. Теперь уверенно хватайся за руль, — руковожу ее руками, мысленно представляя, как малышка трепетно держит мой член.
— Вот так? – спрашивает она, невольно елозит попкой и молчит, когда чувствует мой бугор. Она прекрасно знает, что это и для чего. Но ни разу не заикнулась. Ни утром в ванной, когда порой вставал за ее спиной, смотря, как она чистит зубки. Ни на кухне, когда она моет посуду, а я что-то достаю из шкафа.
Эти порочные шалости должны были привести к определенному результату. В итоге я бы поимел ее. Не зря же кончаю уже пару лет с ее именем в голове. Но теперь все влажные мечты придется оставить, убить свои надежды и надежны этой девчонки.