Клеймо сводного брата

Попова Любовь

Тянусь к его лицу руками, но Петя отстраняется и вдруг разворачивает спиной. Присасывается к шее, толкает бедрами, упираясь в задницу чем-то большим и твердым. Ведет вперед и наклоняет к какой-то столешнице.

Чувствую запах свежих трав и приятный ветерок по голым ногам, потому что юбку мне Петр задирает.

Хочу подняться, но он давит на поясницу, ставит руку возле моей головы. Я могу видеть только очертания.

Вдалеке слышны сирены, внутри жуть как темно, а Петя, кажется, не планирует меня отпускать.

— Петь, там

пожарные, — шепчу я еле слышно, хотя внутри теплится надежда, что таким вот властным, все решающим без своих родителей, он побудет еще немного. Еще немного моей тайной фантазии, что пугала меня саму. – Наверное, надо пойти к ним?

— Все, что тебе сейчас надо, милая, замолчать. Потому что я собираюсь тебя отыметь.

(Герман)

Глава 4.

*** Герман ***

В теле бурлит кровь. Дыхание спирает. А руки, словно сотни пчел искусали. Она.

Она со мной. Сейчас. Прямо здесь. Пусть в темноте. Пусть она думает, что это ее муж. Плевать, главное, не останавливаться.

Касаться ее, пока за дверью пиздец. Пока там умирают люди, пока жизнь не даст мне пинок под зад.

Главное, продолжать ласкать нежную кожу, задирать все выше свадебное платье, рвать его ко всем чертям.

Потому что нет ничего правильнее, чем любить Софию.

Нет ничего прекраснее, чем поднимать ее руки вверх, затягивать запястья собственным ремнем и закреплять, чтобы не дергалась, чтобы даже, если узнает, не посмела мне помешать брать то, что давно уже мое.

Иметь мою девочку. Мою нежную, хрупкую девочку.

— Петя, у тебя такой хриплый голос… — шепчет она тихо, и меня кроет злобой, хочется задрать ее голову, выжечь клеймо губами на шее и сделать так, что она никогда ни о ком больше не думала. Никогда.

Только обо мне. Только о том, кто сейчас водит по ткани трусиков пальцами вверх-вниз, чувствуя, как они намокают, а половые губки набухают от возбуждения. Так скромно. Так чисто.

Раздвигаю ноги шире, молчу, чтобы больше не выдавать себя, и натягиваю белье. Так сильно, что оно рвется. Соня вскрикивает, пытается дергаться.

— Петя, зачем это? Перестань так себя вести. Меня это пугает, — просит она, но уже мокрая. Уже готовая меня принять.

А между ног словно огнем горит, член ноет, желание просится наружу. Пожирает изнутри, разрастается подобно вирусу по телу, убивая разум. Открывая только животные инстинкты. Вытаскивая наружу зверя, готового сожрать невинное тело.

Опускаясь на колени перед ней, я прикрываю глаза, задыхаясь от сладчайшего запаха, что дергает за струны нервов, вынуждая испытывать натуральную жажду.

— Петя, что ты там делаешь? — постанывает она, когда касаюсь нежных лепесточков, когда раздвигаю и вижу влажный блеск. Даже в темноте видно то, как она течет.

Нежная. Такая, наверняка, сладкая. Впрочем, зачем фантазировать, лучше попробовать.

Хватаю за попку, раздвигаю мягкие губки шире и принимаюсь испивать сок из ее глубин. Вылизывать, слышать сверху приглушенные стоны.

— Ах, Петя. Это… это… просто не останавливайся. Просто…

Так терпко, так горячо. Так узко. Стоит только представить, как член будет проникать в тугую, влажную, мягкую плоть, зубы сводит от удовольствия. Достаю член и начинаю надрачивать рукой. Медленно. Не торопясь, потому что еще немного и я не доведу свою девочку до финала.

А она должна испытать удовольствие перед тем, как я буду драть ее тело на части, перед тем, как я буду членом выжигать в ее теле свое имя. И она увидит, увидит обязательно. Прямо сейчас, после того, как ее плоть перестанет так обильно течь и пульсировать.

Возбуждение захлестывает с головой. Дыхание спирает, как слышу мольбу не останавливаться. Когда понимаю, что моя девочка готова, как внутри нее мягко.

Проверяю пальцами, растягиваю, чтобы проникновение было проще, задыхаюсь от того, как обильно течет, глотаю ее соки.

— Господи, господи, как же мне хорошо. Петя, пожалуйста, пожалуйста, там, там… Еще немного.

Еще немного и я просто сорвусь, заставлю ее заткнуться и понять, кто делает ей так хорошо, что она кричит в голос. Забывает, где она и что произошло несколько мгновений назад.

Как легко забыть о реальности, когда тебя уносит на парусах похоти и наслаждения. Об обязанностях, о других людях.

Я делаю зло, страшное зло, но ничего лучше в своей жизни я еще не испытывал.

Продолжаю языком давить на сердцевину, жалить клитор, дрочить все сильнее, чувствуя, как член разбухает со страшной силой, просится туда, где всегда должен теперь находиться.

Смогу ли ее отпустить после такого, я не знаю. Знаю только, что сейчас мне ничего не помешает ее трахнуть.

Слышу всхлип и понимаю, финал прошел успешно. Разворачиваю ее на столе, слежу, чтобы руки оставались сцепленными.

Развожу ноги широко и пальцами собираю ее соки, провожу по телу, оголяю упругую грудь, увлажняю соски. Сжимаю, хочу втянуть в рот.

Господи, она реально само совершенство. Просто идеал. И сейчас только моя.

— Петя, ты сам на себя не похож, - шепчет она и сладко улыбается в темноте, сама раздвигает ноги шире, выгибается дугой и продолжает дрожать после перенесенного оргазма.

Снова молчу, ласкаю головкой нежные губки, открываю заветный выход и чувствую, как внутри тела все жжет от острого, грязного, неприличного предвкушения.

Еще немного. Еще немного и я буду внутри.

Раздвигаю складки головкой, пристраиваюсь и толкаюсь внутрь. Совсем немного, потому что так туго, что сводит скулы. Так туго, что хочется выть. Нависаю над своей принцессой, ловлю ее выдох губами. Пошло вылизываю подбородок.

— Потому что я не Петя, Сонечка.

— Что, — перестает она дышать, широко открывает глаза, что светятся в темноте влагой. Огромные, чистые глаза.