Клеймо сводного брата
Шрифт:
Пальцами в бедра и можно подумать о Соне. О том, что это она стонет, насаживаясь на мой хер. Можно представить, как она просит: еще, Герман, еще. Делай меня своей. Бери меня всю.
Но открывая глаза, я прекрасно вижу, как настоящая Соня в шоке смотрит на меня через окно и молча ревет.
А потом разворачивается и бежит к Пете, а я шепчу ее имя, вбиваясь последний раз и кончая.
После той ночи она не смотрит на меня и не разговаривает.
А я пытаюсь убедить себя, что это правильно. Что так и надо. Что ее свидания с Петей, на
Документы готовы, билеты куплены. А сумка собрана. А рядом с сумкой сидит, сжимая колени Соня. На пальчики свои тонкие смотрит.
Прохожу мимо, сжимая челюсти от пряного запаха духов, и сдергиваю полотенце. Ну а что. Я пока еще в своей комнате. Я после душа. У меня через три часа самолет. Пусть любуется на мой зад, потому что, судя по частоте свиданий, она уже видела зад Пети.
— Почему ты не хочешь учиться в России?
— Здесь образование говно.
— И больше тебя ничего не держит?
— А должно?
— А я? – кричит она за спиной, а я поворачиваюсь.
— А ты с Петей.
— Ты сам меня к нему подтолкнул!
— А ты как шлюшка повелась, такая же, как мать….
— Замолчи, просто замолчи, — качает она обреченно головой и бредет к двери. И я делаю, что нельзя. Но так хочется.
— Последний раз.
— Что? – сипло.
— Последний раз. На посошок.
Она поворачивается, облизывает мягкие пухлые губки и кивает. Ей всегда мало. Мне всегда мало ее. Когда пройдет эта зависимость? Сотрут ли ее отношения с другими и расстояние?
Она идет к кровати. А я беру стул одной рукой и другой сжимаю свой член.
Мы стали зависимы от этих минут наедине. Не хотим мастурбировать раздельно. Вот и сейчас ее рука тянется к груди, сжимает, а моя гладит торчащий член.
Она смотрит на него, а я смотрю, как она раздвигает ножки. Как гладит свои трусики, вижу каплю, что пропитала их. И качаю член чуть чаще.
Она подцепляет резинку, стягивает трусики вниз и снова разводит ноги.
А я стараюсь сдерживаться, чтобы не забить на все и просто затрахать ее до смерти. До чьей только – непонятно. Будет ли она так же раскрепощена с Петей. Будет ли так же лизать свои пальчики, после того, как обмакнет их влагой.
— Дай их мне, — прошу, и она тут же подчиняется. Ее покорность – мой фетиш. И вкус ее пальцев сводит с ума.
— На пол садись и ноги шире.
Она передо мной. А перед ее лицом член. Вот это правильно. Вот так очень хорошо. И пальчики ее набирают темп, и ротик ее приоткрывается, когда она шумно выдыхает, почти стонет, кончая, кончая, кончая. А я делаю еще пару рывков рукой и заливаю ее язычок спермой. Это все, что мы можем себе позволить. Это все, о чем я буду мечтать за бугром.
Глава 2.
***Два
— Как же мне повезло. Спасибо, друг, что познакомил, — хлопнул меня по плечу Петька Соколов и отправился к своей невесте. Она как раз выходила из подъезда. Красивая до мурашек. Похожа на безе, такая же белая и сладкая в своем белом платье.
Не моя. Сам продал за бабки другому. Просто отдал. Познакомил. Два года. За два года она полностью забыла наши шалости. На меня смотрела только как на брата. Никакой близости. Ни физической. Ни душевной.
Только вот я знал, что она все еще девственница. Я знал, что за два года она так Петеньке и не дала. Свадьбы ждала? Пфф. Меня ждала. Пусть выходит замуж. Но моей она должна стать. Сегодня. Ее желания значения не имеют. Я слишком соскучился, чтобы ее спрашивать. Она слишком безразличная, чтобы оставить ее в покое.
Ненавижу свадьбы, но приходится переться с ними и наблюдать, как та, что я жаждал несколько лет, идет к регистратору в ЗАГСе.
А я пялюсь. Как безумный. Как псих. И, кажется, схожу с ума, но вижу, как перед тем, как дать ответ, она смотрит на меня. Зачем? Словно ждет чего-то. Секунда, две, три. Вздыхает, так что платье на упругой груди натягивается. Но не дожидается и лучезарно улыбается.
Говорит «да» бывшему лучшему другу. Бывшему, потому что больше я с ним видеться не намерен. И ее видеть надо как можно реже. Только вот в ее отношении с глаз долой не работает.
— Потанцуем, братик? — подпрыгивает егоза ко мне, и я, конечно, улыбаюсь. С ней я всегда добрый. Ласковый. Только чтобы не догадалась, что за дерьмо творится в моей душе. Как ее рвет на части, как руки трясутся, пока веду ее в танце. Как хочется содрать с нее платье и вставить. Чтобы только меня знала. Чтобы имя мое кричала.
Стараюсь не смотреть в глаза, но проигрываю. Тону. Подыхаю. Пиздец, господа. К губам тянусь любимым. Запах втягиваю и чувствую, что меня ломает изнутри. Башка деревенеет.
— Я рада, что ты смог приехать, — шепчет она мне, старается перекричать музыку, но я могу читать по губам. – Мне очень тебя не хватало.
— Разве Петя не занимал твое внимание? — говорю зло, и ее это удивляет. Ох, дала бы ты мне шанс, малышка, я бы и не так тебя удивил. Закрутил бы на своем члене похлеще, чем в танце.
Слушаю свои мысли и понимаю, что алкоголь был лишним. Нельзя его пить. Не рядом с ней. Наверное, наследственное. Мать от алкоголя совсем безумной становилась. Дубасила меня. Заставляла смотреть…. Не важно.
— Занимал, конечно, вон, аж замуж выхожу, — смеется она и вдруг делается серьезней некуда. Руки на шею закидывает и член уже не просто трепыхается, а становится стальным. – Но он никогда не сравнится с тобой. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
От этих слов сердце стучит у самого горла, а крышу рвет не по-детски. И мне хочется сказать то же. Только враньем это будет. Люблю, но от родственной любовь эта так же далека, как широка русская земля.