Клим Драконоборец и Зона Смерти
Шрифт:
– Ты не слушаешь меня, о владыка вечности. А ведь история Синдбада очень поучительна, и я рассказываю ее не только многомудрому шуту.
– Прости, задумался, – сказал Клим. – Но эта повесть привела меня к важному решению. Мы не поплывем в Бомбай, там нечего делать, мы направимся в края, где упала звезда. Надо разобраться с чудовищами.
– Твоя отвага равна твоей мощи! – восхитился джинн. – Мы сожжем этих тварей, как сожгли дракона. Мы поразим их огнем и мечом! Мы развеем по ветру их прах и пепел!
– И спляшем на их костях, – с грустью добавил шут. – А я так мечтал о маленьких удовольствиях
– Короли и лицедеи на пенсию не выходят, – отозвался Клим. – Это, друг мой, пожизненный крест. Неси его с достоинством.
Вечером они пристали к берегу. Уже начало темнеть, в небе вспыхнули звезды, а за ними выкатилась полная луна. Приняв с пивом каплю волшебного зелья, Клим затащил лодку на ближайший холм, подальше от крокодилов. Эти зубастые твари искали добычу в спокойных водах и редко забирались на середину реки, где приходилось бороться с быстрым течением. Можно было бы и ночью продолжить путь, но, поразмыслив, он отказался от этой затеи.
Уже более суток они неслись по воле бурного потока, плыли в неизвестность, не представляя, куда приведет их Маганга, к перекатам или водопаду, к джунглям или большому городу. Конечно, хатуль мадан кое-что знал о самой крупной реке Иундеи и мог бы этим поделиться – после сытного ужина, в благодушном настроении. Так что Клим велел шуту развести костер и почистить рыбу, а вяленое крокодилье мясо не доставать.
После ужина путники улеглись на прогретой солнцем земле, слушая, как журчит вода и звенят цикады. В лесной чаще посвистывали ночные птицы, и временами темный силуэт проносился в вышине на распахнутых крыльях – то ли орел-рыболов, то ли летучая мышь огромного размера, то ли жаждущий крови местный вампир. На всякий случай Клим держал под рукой копье и нож, поручив Бахлулу воздушную разведку. Шуту полагалось жечь костер, поглядывать по сторонам и в случае тревоги обороняться головней. Хатуль мадан, сытый и довольный, к службе приставлен не был – сидел поодаль от костра и вылизывал шерсть.
Что-то плеснуло в реке, и Клим насторожился. Потом прозвучала мелодичная трель, словно невидимый музыкант сыграл на флейте пару нот.
– Баюн, здесь есть русалки? Или сирены?
– Сиррены существа моррские, твое величество, и лучше их ммне видеть и ммне слышать, – ответил кот. – Ррусалки обычно безобидны, если сам ммне напрросишься. Но в Маганге ммнет ррусалок. Говоррят, были когда-то, но стали жерртвой кррокодилов. Как и водяные.
Трель повторилась снова, и сразу заиграл целый оркестр из флейт, рожков и арф.
– Чья это музыка, баюн?
– Ночных поющих ррыб. – Хатуль мадан улегся на бок и почесал лапой живот. – Поют прри полной луне в перриод рразмножения. Такие шалуны!
– А как же крокодилы?
– Кррокодилы их ммне тррогают. Ядовитые шипы в хвосте и плавниках. Один ударр, и кррокодил плывет кверрху бррюхом. Кррасота!
Кажется, он в хорошем настроении, подумал Клим и спросил:
– Для нас они не опасны?
– Как сказать! Купаться ммне советую. Но водятся они только в Маганге. В дрругих рреках
– Что за другие реки?
– Иррдан, Хабррон, Книл и Тангутка, – перечислил кот, повалился на спину и задрал лапы вверх. – Тангутка самая большая. Течет с северра, из крраев полунощных, диких и хладных, и впадает в Магангу. Завтрра к полудню до нее доберремся.
– Быстрое ли течение в этой реке? – спросил Клим. – Можно ли подняться в верховья, если идти на веслах?
– Ммнет нужды, твое величество. У слияния ррек стоит кррепость Хванчкала, а в ней – гаррнизон и наместник прресвитерра. Если хочешь двигаться на северр, можно взять онагрров.
– Отличная мысль. С детства мечтал прокатиться на онагре, – промолвил Клим. Склонив голову, он прислушался к пению рыб и добавил: – Отдыхайте, друзья мои. В эту ночь я буду сторожить, а отосплюсь завтра в лодке.
Шут быстро захрапел, и вскоре к храпу добавились сонное урчание кота и тонкий посвист, издаваемый джинном. Выждав с полчаса, Клим спустился к берегу. Здесь росли толстые раскидистые ивы с гладкой корой, и в лунном сиянии их ветви и листва казались изысканным темным узором.
Он подошел к самой воде. Музыка рыб чаровала, хотя Клим не мог понять, как они испускают эти мелодичные звуки. Рыбки были небольшие, с ладонь, но с длинными плавниками и хвостами, в которых торчали острые фиолетовые иглы. Шипы с ядом, подумал он, склонившись над водой и вспоминая совет оракула: встретится что-то ядовитое – не пренебрегай, отрава, она и в Африке отрава…
Рыбки пели и метали икру у травянистого берега. Икра, вероятно, была розоватой, но в свете луны вода, полная икринок, выглядела красной, точно кровь, и густой, как кетчуп. Рыбки кишели в ней в неисчислимом количестве.
– Будто кильки в томатном соусе, – произнес Клим вслух.
Не успел отзвучать его голос, как пение прекратилось. Рыбок у берега стало еще больше, но теперь они молчали, пошевеливали плавниками и хвостами и пялились на Клима. Казалось, река смотрит на него тысячей крошечных темных глаз.
– Простите, что помешал. Я понимаю, занятие деликатное…
Клим выпрямился, отступил на шаг, и это его спасло. Три-четыре хвоста резко изогнулись, в воздухе просвистели иглы и ударили в ствол дерева, под которым он стоял. Стараясь двигаться потише, он ринулся к холму. Свет луны внезапно потускнел, небо затянули тучи, тяжелая капля упала ему на лоб. Хлынул ливень, и тут же раздался возмущенный вопль кота.
На холме вымокший Црым возился у лодки, пытаясь ее перевернуть. Они справились с этим вдвоем, залезли под корпус из березовой коры, скорчились рядом с бочонками и корзинами. Кот, в поисках тепла, прижался к Климу, джинн Бахлул, бормоча проклятия, лег на пушистый кошачий хвост. В небесах сверкнула молния, громовой раскат потряс воздух. Рыбы в реке снова запели, но гром то и дело заглушал мелодию.
Дождь барабанил до утра, но с зарей тучи развеялись и выглянуло солнце. Кое-как просушив одежду и припасы, путники спустили лодку на воду и принялись грести, направляя суденышко к стремнине. На берегу, где они нашли пристанище, что-то показалось Климу странным, не таким, как вчерашним вечером и ночью. Он пригляделся. Ива, в которую попали иглы поющих рыб, сбросила листву, поникла и засохла.