Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
Он опустил глаза.
Дойдя до двери, он обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на нее.
— Прощай, Вивьен, — сказал он.
Она попыталась ответить, но в этот миг самообладание покинуло ее.
Со второго этажа Майк Седдонс спустился по лестнице в отделение патологической анатомии. Он вошел в прозекторскую и увидел доктора Коулмена, вскрывающего ампутированную нижнюю конечность. Майк посмотрел на мертвую ногу, увидел ее неестественную белизну, темную кровь, проступившую на краях разрезов. В ужасе он представил себе эту ногу затянутой в нейлон и в туфельке на высокой шпильке. Как зачарованный он подошел к столу
Майк Седдонс выбежал в коридор и уперся руками в стену. Его долго и неудержимо рвало.
— Добрый день, доктор Коулмен! Входите, входите.
Кент О’Доннелл встал из-за стола, когда в его кабинет вошел молодой патологоанатом. Дэвид Коулмен только что закончил вскрытие ампутированной конечности, когда ему сказали, что его хочет видеть главный хирург клиники.
— Садитесь. — О’Доннелл открыл золотой портсигар с монограммой. — Сигарету?
— Спасибо. — Коулмен взял сигарету, прикурил ее от предложенной О’Доннеллом зажигалки и откинулся на спинку глубокого кожаного кресла. Шестое чувство говорило ему, что предстоящий разговор станет поворотным пунктом в его жизни.
О’Доннелл подошел к окну и встал у подоконника лицом к Коулмену. Силуэт главного хирурга четко выделялся на фоне залитого солнечным светом окна.
— Думаю, вы знаете, — сказал О’Доннелл, — что доктор Пирсон подал прошение об увольнении?
— Да, я слышал об этом, — спокойно ответил Коулмен и вдруг, к собственному удивлению, произнес: — Вы, конечно, знаете, что последние несколько дней он не щадил себя. Он работал в отделении день и ночь.
— Да, это я знаю. — О’Доннелл посмотрел на светящийся кончик сигареты. — Но надеюсь, вы согласитесь, что этот факт ничего не меняет?
Коулмен понимал, что главный хирург прав.
— Да, согласен, — сказал он. — Этот факт ничего не меняет.
— Джо выразил пожелание уйти сразу, — продолжал О’Доннелл. — Это означает, что место руководителя отделения патологической анатомии уже освободилось. Готовы ли вы принять эту должность?
Какую-то секунду Дэвид Коулмен колебался. С одной стороны, он жаждал занять это место — получить в свое распоряжение отделение, получить свободу, возможность осуществить реорганизацию, применить на практике последние научные достижения, заняться хорошей практикой, помочь патологической анатомии занять подобающее ей почетное место среди других медицинских дисциплин. Он хотел испить эту чашу, и вот теперь О’Доннелл подносит ее к его губам.
В следующий момент его охватил страх. Коулмена ужаснула мера ответственности, которая ляжет на его плечи. До него вдруг дошло, что над ним не будет старшего товарища, способного освободить его от принятия решения; последний выбор — окончательный диагноз — будет за ним одним. Сможет ли он выдержать этот груз? Готов ли он к этому? Он еще молод; если захочет, сможет еще несколько лет оставаться на вторых ролях. После этого перед ним еще будут открыты все возможности, времени хватит с избытком. Но одновременно он понимал, что отступать ему уже некуда, что он уже взвалил на себя бремя ответственности — с того момента, когда переступил порог клиники Трех Графств.
— Да, — ответил он, — если мне предложат эту должность, я ее приму.
— Уверен, вам ее предложат. — О’Доннелл улыбнулся и продолжил: — Хотелось бы вам задать один сугубо не медицинский вопрос. Ответите?
— Если смогу.
— Скажите, что для вас медицина и эта клиника?
— Это трудно выразить словами, — ответил Коулмен.
— Но все же попробуйте.
Дэвид
— Что касается медицины… — медленно начал он. — Все, что есть в медицине — врачи, сестры, лаборанты, медицинские технологии, — существует ради лечения и исцеления испытывающих страдания. Иногда мы забываем об этом. Мы погружаемся в медицинскую науку, стремимся улучшить медицинские технологии и не помним, что все это имеет только одно оправдание своего существования — если служит здоровью людей. Людей, которые приходят к нам за помощью. Ну, а клиника… Наша клиника предоставляет такое поле деятельности для служения медицине и тем, кто в ней нуждается… Я, пожалуй, не очень четко все изложил.
— Нисколько, — возразил О’Доннелл. — Вы прекрасно все сказали.
Внутренне О’Доннелл торжествовал. Интуиция его не подвела, он сделал правильный выбор. Он был уверен, что они превосходно сработаются — он как главный хирург и Коулмен как руководитель патолого-анатомиче-ской службы. Они будут вместе строить и созидать, и благодаря их усилиям клиника Трех Графств будет становиться все лучше и лучше. Не все, что они сделают, окажется совершенным; так не бывает. Неизбежны промахи, провалы и неудачи, но в любом случае у них одна цель, они единомышленники. Им надо держаться друг за друга. Коулмен моложе. В одних сферах пригодится опыт О’Доннелла, в других — современные стремления Коулмена. За последние недели главный хирург понял, что до катастрофы можно докатиться разными путями. Но отныне он будет бороться с самоуспокоенностью и рутиной на всех фронтах, и его правой рукой станет молодой доктор Коулмен.
Ему в голову внезапно пришел еще один вопрос.
— Еще одно: как вы относитесь к Джо Пирсону и его уходу?
— Не знаю, — честно ответил Дэвид Коулмен. — Я до сих пор не разобрался в моем к нему отношении.
— Это неплохо — иногда сомневаться и испытывать неуверенность. Помогает сохранить гибкость мышления. — О’Доннелл улыбнулся. — Думаю, есть несколько вещей, которые вам будет интересно узнать. Я разговаривал с некоторыми ветеранами клиники, и они рассказали мне то, о чем я не имел никакого представления. За тридцать два года работы Джо Пирсон сделал для клиники очень много. Большая часть его заслуг забыта, а люди, подобные мне и вам, вообще о них не слышали. Оказывается, именно он организовал в клинике отделение переливания крови. И тогда у него нашлось множество противников. Это он учредил комитет по тканям. И в этом он столкнулся с сильным сопротивлением, однако довел дело до конца. Это позволило улучшить качество хирургической помощи в клинике. Занимался Джо и наукой. Он исследовал причины и распространенность рака щитовидной железы, и многие его взгляды стали теперь общепринятыми, хотя мало кто помнит, что впервые их высказал Джо Пирсон.
— Я не знал, — признался Коулмен. — Спасибо, что рассказали.
— К сожалению, такие вещи забываются. В лаборатории Джо тоже внедрил много нового — новые анализы, новое оборудование. К несчастью, с годами он утратил волю к новаторству — перестал расти и предпочел ехать дальше по наезженной колее. Иногда такое случается.
Коулмен вдруг подумал о собственном отце. Вспомнил об антителах к резус-фактору, которые убили детей Джона Александера, вспомнил об отце, который назначал Элизабет переливания крови без учета резус-принадлежности пострадавшей и доноров, несмотря на то что медицина уже знала об опасности резус-несовместимости.