Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
— Тогда тебе лучше поговорить не со мной, — сказал он. — И к тому же я не единственный, с кем такое произошло. Ты же знаешь про Билла Руфуса.
— Да, знаю. Честно говоря, я думал, что положение с тех пор немного улучшилось.
— Может быть. Только я почему-то этого не заметил. Что прикажете делать со счетом Брайана?
— Сомневаюсь, что мы сможем что-то сделать. Его жена действительно провела в клинике три недели. Ты же знаешь, что мы и так ограничены в средствах.
Интересно, подумал О’Доннелл, как бы отреагировал
— Дело достаточно тухлое, — объяснил Рейбенс. — Муж больной — приличный, но небогатый человек. Кажется, он плотник, выполняет частные заказы. У него нет страховки. Наши счета заставят его надолго влезть в долги.
О’Доннелл молчал, размышляя о том, что же делать дальше.
В трубке снова раздался фальцет Рейбенса:
— Это все?
— Да, Эрни, это все. Спасибо. Гарри, я хочу сегодня же созвать совещание, — сказал О’Доннелл, передавая трубку Томазелли. — Надо пригласить нескольких старших врачей. Мы соберемся здесь, если это удобно. Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.
Томазелли кивнул:
— Это можно сделать.
О’Доннелл начал перебирать в уме имена:
— Мы, естественно, пригласим Чендлера как главного терапевта. Надо позвать Руфуса и, конечно, Рейбенса. Да, надо позвать и Дорнбергера. Он может оказаться полезным. Сколько всего получается?
Администратор посмотрел на записанные в блокнот имена:
— Шесть, если считать тебя и меня. Как насчет Люси Грейнджер?
О’Доннелл на мгновение задумался.
— Хорошо, пусть нас будет семь.
— Повестка дня? — Томазелли приготовился записывать.
О’Доннелл покачал головой:
— Нам не нужна подробная повестка. Вопрос будет один: изменения в работе отделения патологической анатомии.
Когда администратор назвал имя Люси Грейнджер, О’Доннелл колебался только по одной причине: Томазелли невольно напомнил ему о свидании с Люси накануне вечером. Они, как договорились перед клинико-анатомической конференцией, поужинали в «Палм-Корте» отеля Рузвельта — ели роскошную еду и пили коктейли, рассказывая друг другу о себе, о знакомых, о случаях из жизни — профессиональной и обыденной.
После ужина О’Доннелл отвез Люси домой. Незадолго до этого она переехала в Бенвенуто-Грандж, в большую шикарную квартиру в северной части города.
— Не зайдешь пропустить рюмочку на ночь?
О’Доннелл оставил машину одетому в униформу швейцару, который припарковал ее, и последовал за Люси. В сверкающем никелем тихом лифте они поднялись на пятый этаж, прошли по коридору, облицованному березовыми панелями, устланному широким толстым, приглушающим шаги ковром. Глядя на эту роскошь, О’Доннелл удивленно вскинул брови.
Люси улыбнулась:
— Это подавляет, правда? Я сама до сих пор не могу прийти в себя.
Она открыла дверь и нажала клавишу
— Сейчас я смешаю коктейль, — сказала Люси.
Она повернулась к О’Доннеллу спиной, и он слышал только, как позвякивает в стаканах лед.
— Люси, ты никогда не была замужем? — спросил он.
— Нет, — ответила она не обернувшись.
— Могу я узнать почему? — тихо спросил он.
— На самом деле все очень просто. Но меня уже давно никто об этом не спрашивал. — Люси обернулась, держа в руках готовые коктейли, один из которых протянула О’Доннеллу. Опустившись в кресло, она задумчиво продолжила: — Сейчас я вспоминаю и думаю, что мне всего один раз предлагали выйти замуж — я имею в виду всерьез. Я тогда была значительно моложе.
О’Доннелл попробовал коктейль.
— И ты ответила «нет»?
— Я хотела сделать карьеру в медицине. В то время это было для меня безумно важным. Карьера и брак казались мне несовместимыми.
— Не жалеешь об этом? — с деланной небрежностью спросил он.
Люси задумалась.
— Конечно, нет. Я добилась того, чего хотела, в определенном смысле я вознаграждена. Иногда, правда, я гадаю, что было бы при другом ответе. Но это так по-человечески, не правда ли?
— Пожалуй, да, — ответил он. Его почему-то тронул ответ Люси. Он чувствовал себя так умиротворенно, словно после долгих скитаний вернулся домой. Ей надо иметь детей. — И ты по-прежнему думаешь, что брак и медицина несовместимы, во всяком случае, для тебя?
— Теперь я уже не так догматична. — Она улыбнулась. — Этому я, кажется, научилась.
О’Доннелл задумался. Что будет для него означать женитьба на Люси? Будет ли в их доме царить любовь и покой? Или их параллельные пути в профессиональной карьере зашли так далеко, что стало поздно что-либо менять, приспосабливаясь друг к другу? Если они поженятся, то что будут делать в часы досуга? Будут ли эти часы по-домашнему интимны? Или они будут без конца решать проблемы клиники, читая за обедом истории болезни и обсуждая на десерт диагностические проблемы? Получит ли он в результате брака желанное убежище от невзгод, или он станет лишь продолжением медицинской рутины?
— Знаешь, я всегда думал, что между нами много общего, — сказал он вслух.
— Да, Кент, — ответила Люси, — я тоже так думаю.
О’Доннелл допил коктейль и встал. Он понимал, что они сказали друг другу гораздо больше, чем было выражено словами. Теперь ему требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать. Слишком многое поставлено на карту, чтобы принимать скоропалительные решения.
— Тебе не обязательно уходить, Кент, — заметила Люси. — Если хочешь, можешь остаться.
Она сказала это так просто, что О’Доннелл понял: если он останется, то дальше все будет зависеть только от него.