Клиника жертвы
Шрифт:
Нейман пожал плечами:
– Печально, конечно, но какой смысл после драки кулаками махать? Ты дурак, что изменял ей, это не вопрос, только вы и без того расстались.
– Ах, Володя, не знаешь ты женщин. Если бы я хоть намекнул, что готов принять ее обратно! Но я же, блин, самолюбие тешил! Ты падшая женщина, и хоть я признаю твои прошлые заслуги, нет тебе пути назад в семью! Если бы сказал: выбирай сама, с кем из нас ты больше хочешь жить, сейчас все у меня было бы в порядке. Эти бабы, для них слова дороже денег.
Нейман вскипятил еще чайку. Подошел товарищ адмирал, покрутился возле них, а потом вдруг мягко, но решительно запрыгнул Артуру на колени. Старобинец рассеянно
– Короче, она решила мне отомстить.
– За что?
– За унижение! Одно дело, когда тебя отвергает примерный семьянин, а когда такой же изменник, как ты, – совсем другое! Может, она на самом деле скучала по мне, кто знает. И скажу по секрету, братик, я ревнивый муж был. Особенно ее никуда не отпускал, подружек гонял.
Нейман ухмыльнулся:
– Это была лишняя предосторожность. Зная тебя, никто с твоей женой связываться не стал бы.
– И естественно, Иру возмутило, – не слушая его, продолжал Артур, – что я держал ее в черном теле, а сам развлекался на стороне. Короче, звонит она мне в один прекрасный день и заявляет: я оформила собственность на квартиру.
– Ни черта себе! Она что, с ума сошла?
– Я тоже ее об этом спросил, – мрачно заметил Артур. – Сказала, что нет. Предательство за предательство. Ты, говорит, делал, что хотел, и я тоже сделала, что мне нужно. А тут как раз хата нарисовалась. Идите, товарищ майор, получайте. Прямо так совпало все, что хоть вешайся.
– Ну, отказался бы от этого варианта, а пока следующего ждал, развелся бы.
– Я сначала так и хотел, а потом подумал: все равно информация, что у жены своя квартира, всплывет. Скажут, Старобинец фиктивно развелся. Начнут разбирательства всякие, еще в суд потянут. А ты меня знаешь, мне лучше пусть четверо несут, чем трое судят. И чего-то мне так позориться не захотелось! Я, Володя, не последний человек на флоте был, а вспоминать обо мне будут только, что я хотел родину надуть и обманом квартиру получить! Нет уж! И я написал рапорт, что у меня изменились обстоятельства, поэтому я больше не нуждаюсь в жилье, и ушел.
– Нет слов! Красавец! Геройски служил, геройски демобилизовался. Ирину-то хоть не убил за такие подставы?
Артур весело покачал головой:
– Ты меня за кого принимаешь, братик? Доблесть солдата не только в том, чтобы победить, но и в том, чтобы с честью принять поражение. Нужно уважать противника, когда он этого достоин. Потом, Володя, я же на самом деле смухлевать хотел. А родину не обманешь. Потому, что родина – это мы. Таким образом, обманываешь родину – обманываешь себя.
Владимир Валентинович встал, потянулся, открыл форточку и достал сигареты. Окна его квартиры выходили в парк. Толстые от снега елки отбрасывали длинные тени в мягком свете редких фонарей, кустарник почти скрылся в высоких сугробах, на поверхности остались только верхушки, похожие на рожки. Поздний вечер, тишина. Так и в его душе долгие годы идет снегопад одиночества… Но за окном все будет меняться. Снег осядет и растает, убежит быстрыми говорливыми ручейками. На голых ветках появится легкая дымка листвы, травка начнет пробиваться сначала робко, а потом как станет расти! Цветы какие-нибудь распустятся, яблоня, может быть, или жасмин. А у него в душе так и будет падать снег. Тишина и холод.
– Единственное, что ты правильно сделал, – это приехал ко мне, – сказал Нейман, стараясь, чтобы голос звучал как можно более ворчливо. – Живи у меня сколько захочешь. Если надо, я тебя зарегистрирую.
– Братик, это уж слишком великодушно.
– Не
Артур стал тепло благодарить Неймана.
– Послушай, – остановил его тот, – ты по Ирине сильно скучаешь?
Старобинец задумался.
– Нет, – протянул он после долгой паузы, – нет, не очень. Расстались и расстались. Сначала переживал, а потом как отрезало. Будто кусок жизни отвалился, знаешь, как от айсберга глыба льда. Бултых – и нет. И растаяла.
– Мы сами виноваты, – Владимир Валентинович говорил больше сам с собой, чем с Артуром, – надо знать, что жены – это такие люди… Когда ты отсылаешь ее от себя, пусть даже тысячу раз для ее же блага, она все равно считает тебя предателем. Ладно, давай спать.
Нейман вдруг проснулся, словно от толчка. Во рту пересохло, сердце быстро и тревожно билось. Что такое? Он знал это состояние, так бывает, когда тяжело на душе, когда живешь с бедой, и, ворочаясь в твоем сердце, она неосторожным ударом будит тебя. Но сейчас у него все хорошо. Есть дом, есть работа, есть друзья. Он обрел любовь, последнюю, позднюю любовь, и примирился с тем, что она не взаимна. Сегодня вот появилось что-то вроде семьи в виде Артура. Странно…
Владимир Валентинович прокрался в кухню мимо уютно сопящего Артура и налил себе воды. Покурил в форточку. Принять внезапное пробуждение за сигнал надвигающейся старости? Но Нейман привык доверять своему подсознанию. Произошло что-то нехорошее, он просто не понял, а подкорка среагировала.
Что же? Нейман перебрал в уме события прошедшего дня. Дора, ну конечно же! Пустая болтовня на форуме может обернуться серьезным делом. Кристина попыталась прибить волну, но тема насилия в доме градоначальника слишком жаркая, слишком аппетитная, чтобы быстро приесться жаждущим сенсаций обывателям. Прекрасный справедливый мэр оборачивается банальным семейным хулиганом – что может быть интереснее? Непонятно, скажется ли это на карьере Глеба, но тень на безупречное имя Комиссаровых брошена, да еще какая! Доказать ничего невозможно, но это-то и плохо. Сплетня разбухает, как тесто в кадушке, из стен больницы уже выплеснулась в Интернет, оттуда скоро выползет на улицы. Трепать Дору с Глебом станут везде: в магазинах, в автобусах, на кухнях… Дора может хоть до посинения оправдываться, а он, Нейман, свидетельствовать хоть на библии, хоть на чем: никто не поверит. Все скажут: Дора покрывает мужа, чтобы его не поперли с должности. Это пятно, посаженное на их репутацию, не смоется никогда. Сплетня потеряет остроту, но останется «то ли он украл, то ли у него украли, была там какая-то неприятная история».
А самое противное, что где-то, в самых темных и дальних закоулках его души, шевелился мерзкий червячок сомнения: вдруг это правда? Он же не проводил с Комиссаровыми двадцать четыре часа в сутки, по нескольку месяцев пропадал в автономках…
«Нейман, а ты скотина! – выругал он себя. – Ведешься на всякую чушь, как старая бабка! Еще скажи, что дыма без огня не бывает. Ты знаешь Глеба, знаешь его жену, больше того, знаешь ее привычки – сколько раз сам бился головой об оставленные ею открытыми дверцы шкафчиков! Глеб один из самых добрых людей, которых ты знаешь, а Дора не безропотная мямля, чтобы терпеть побои. У нее есть характер, есть ум, есть специальность, которая дает ей неплохой заработок. Даже родители есть, и большая еврейская семья, которая не дала бы ее в обиду. И хорошо поставленный удар тоже. Драться к такой женщине полезет только безумец, хорошенько накачанный алкоголем. Глеб же человек умный и не пьет».