Клинки императора
Шрифт:
– Ты можешь меня слышать? – вполголоса спросил он. – Насколько сильно ты ранен?
Глаза моряка заворочались в глазницах, словно ища источник звука, пока наконец не остановились на Валине.
– Ты… – еле слышно просипел он.
Валин взглянул внимательнее. Он никогда не встречал этого человека прежде, во всяком случае не здесь, на островах – однако в лихорадочном взгляде моряка сквозило узнавание, приковавшее его к месту.
– Ты бредишь, – осторожно произнес он, подбираясь ближе. Кажется, этот человек не притворялся, разве что он был профессиональным актером. – Куда ты ранен?
– У тебя… глаза… – слабым голосом отозвался моряк.
Валин застыл
– Мы шли… за тобой, – упорно продолжал моряк.
У Валина внезапно закружилась голова, его зашатало, словно корабль заплясал на беспорядочных волнах.
– Почему? Кто «мы»?
– Эдолийцы… – выговорил раненый. – Нас послал император.
Эдолийская гвардия! Это объясняло и профессиональную подготовку, и лиранскую сталь. Личные телохранители императора были, разумеется, хорошо обучены и хорошо экипированы. Не считая кеттрал, это были самые знаменитые войска империи, люди с железной волей, чья преданность аннурскому трону вошла в легенды. Ярл Геннер, основатель ордена, постановил, что гвардейцы не должны иметь ни жен, ни детей, ни собственного имущества – все для того, чтобы обеспечить их безграничную преданность императору и гвардии.
Однако ничто из этого не объясняло присутствия эдолийцев здесь, на этом клипере, в трех неделях плавания от столицы, и не объясняло, почему все они были мертвы или умирали. Неясно было также, кто мог взять подобный корабль на абордаж и перебить людей, бывших в числе лучших солдат в мире. Валин снова бросил взгляд через плечо, в тусклый полумрак трюма, однако те, кто устроил это побоище, по всей видимости, давно скрылись.
Солдат резко и часто дышал от усилий и боли, которую доставляла ему речь, однако продолжал стиснув зубы:
– Заговор. Был… заговор. Мы должны были… забрать тебя… защищать…
Валин пытался найти хоть какой-то смысл в этом заявлении. В Аннуре существовало множество сомнительных политических группировок, однако кеттрал потому и избрали Киринские острова в качестве тренировочной площадки и своей базы, что они находились в сотнях лиг от любых группировок. К тому же на Киринах не было другого населения, помимо самих кеттрал. И если об эдолийской гвардии рассказывали истории, то о кеттрал слагали легенды. Любой, планирующий атаку на Острова, должен был быть сумасшедшим.
– Жди здесь, – сказал Валин, хотя раненый вряд ли мог куда-либо деться. – Я должен доложить об этом Фейну. Командованию Гнезда.
– Нет! – с усилием проговорил эдолиец, выдернув из-под куртки окровавленную руку и протягивая ее к Валину. Его голос зазвучал с поразительной силой. – Кто-то из здешних… участвует… может быть, из командиров…
Эффект от этих слов был равносилен пощечине.
– Кто? Кто в этом участвует?
Солдат устало покачал головой.
– Не знаю…
Он уронил голову на плечо. Откуда-то
– Да нет, не может быть… – пробормотал он. Однако доказательства были налицо.
Все это время эдолиец зажимал собственную артерию – втиснул пальцы в раскрывшуюся прорезь в своей плоти, нащупал скользкую трубочку и стиснул ее, не давая крови вытечь. Это было возможно – Эллен Финч изучала эту технику на медицинской практике; но даже она признавала, что таким образом можно продержаться максимум день, при большой удаче. Эдолиец оставался в живых почти три дня, ожидая, пока кто-нибудь придет, молясь тому из богов, которому верил и который бросил его на произвол судьбы.
Валин приложил палец к шее раненого. Пульс забился… притих… замер.
Он протянул руку закрыть эдолийцу глаза, когда его накрыло оглушительным ревом Фейна:
– Кадеты, на палубу! Птица на посадке!
Как раз когда Валин открывал люк, утренний воздух разрезал пронзительный крик кеттрала. Юноша сгорал от желания рассказать кому-нибудь о том, что услышал, однако предупреждение умирающего еще звучало в его ушах: «Кто-то из здешних в этом участвует». Впрочем, на данный момент, возможно, он и не смог бы никому ничего рассказать, поскольку все глаза были устремлены в небо. Гигантская птица планировала на палубу, закрывая черными крыльями солнце.
Даже спустя восемь лет, проведенных на островах – восемь лет, на протяжении которых он учился летать и сражаться на кеттралах, пристегиваться к ним, десантироваться с них, – Валин так и не смог до конца к этому привыкнуть. Если верить историческим архивам, эти птицы были старше людей, старше даже кшештрим и неббарим; их вид возник во времена, когда по земле ходили боги и чудовища. И хотя войска кеттрал обнаружили и вроде бы приручили их, темные, влажные глаза этих птиц никогда не казались Валину особенно смирными. Вот и сейчас, стоя на открытой палубе и глядя на огромное крылатое существо в небе у себя над головой, он мог понять ужас мыши, застигнутой посреди свежескошенного поля реющим в высоте соколом.
– Похоже, птичка Блохи, – сказал Фейн, заслоняя глаза ладонью. – Хотя Кент меня забери, если я понимаю, что он делает в наших краях.
В обычных обстоятельствах Валин был бы заинтригован. Хотя Блоха и принимал участие в обучении кадетов, он был одним из самых опасных людей в коллекции Гнезда, и без того весьма опасной. Большую часть времени он проводил в полетах, то выполняя боевые задания на северо-востоке, в варварских Кровавых Городах, то воюя с ургулами, то пропадая на юге, где через Поясницу постоянно стремились пробиться племена джунглей. Его появление посередине стандартного учебного задания было событием необычным, если не беспрецедентным. Тренировки редко оживлялись подобными сюрпризами, однако Валину после разговора с эдолийцем прибытие черной птицы показалось зловещим предзнаменованием. Он окинул новым оценивающим взглядом собравшихся на палубе кадетов. Если эдолиец говорил правду, на Островах вели игру темные силы, а Валин давно выучил у кеттрал одну вещь: что неожиданности безопасны только для того, кто их доставляет.