Клинок эмира. По ту сторону фронта (ил. Р.Клочкова.)
Шрифт:
Надавив пальцем еле заметную пластиночку, Халилов обнажил настоящий клинок.
Людмила Николаевна ахнула:
— Вот это да!
Взяв клинок в руки, она внимательно осмотрела его сверху донизу, полюбовалась головой дракона на рукоятке, несколько раз со свистом прорезала им воздух над головой, согнула кольцом и, вздохнув, вернула подполковнику.
Халилов закончил чистку клинка, унес его, вернулся на веранду, но Людмила Николаевна и не вспомнила больше о "чуде".
"Хитра! Ой, хитра! — посмеивался про себя
По его расчетам, теперь, когда Людмилу Николаевну подразнили клинком, она приложит все усилия, чтобы обнаружить место, где спрятан клинок. Но он еще поглубже укрыл его в круглой печи в своей комнате.
14
Случилось это днем, в отсутствие подполковника Халилова. Анзират, тетушка Саодат и Людмила Николаевна занимались во дворе домашними делами; тетушка мыла посуду, а Анзират и Люда вытирали ее и уносили через кухню в дом. Когда они вернулись, тетушка сказала племяннице:
— Доченька! Тебя тут спрашивал какой-то толстяк.
— Меня? — удивилась Анзират. — Кто же это?
— Не знаю. Я провела его на веранду.
Анзират поправила волосы и пошла в дом. На веранде у порога в комнату она увидела толстого старика с куцей белой бородкой, с посохом в руке. Голову его украшала безупречно чистая и пышная чалма.
Что-то далекое, знакомое почудилось Анзират, когда она встретилась взглядом с маленькими мутноватыми глазами гостя. Он учтиво поклонился хозяйке и приветствовал ее:
— Салям алейкум! Мир, покой и благословение твоему дому!
— Алейкум салям, — ответила Анзират. — Что вам надо, уважаемый?
Старик нахмурился и с неудовольствием в голосе проговорил:
— Не особенно приветливо ты, женщина, встречаешь старого человека, да еще знакомого.
"Где же я видела его? — старалась припомнить Анзират. — Глаза, голос кого-то напоминают".
— Чем же неприветливо? — удивилась она. — Вы ко мне?
Брови старика сдвинулись над переносицей, в глазах блеснул огонек. Какой позор! Он, старый Икрам-ходжа, стоит перед этой грешницей, а она даже не предложит войти в дом и сесть!
— Мои седины заслуживают большего гостеприимства, — медленно произнес он, сдерживая раздражение. — Владыка жизни запрещает нам попирать обычаи наших предков. Я не привык, чтобы меня так встречали.
"Он прав. Я, кажется, отучилась от вежливости", — спохватилась Анзират и сказала:
— Заходите в дом, уважаемый эта. Прошу…
Она пропустила старика в столовую и прошла вслед за ним. Гость, видимо утомленный ходьбой, тяжело дышал и отдувался. Он оглядел просторную комнату, потыкал своим посохом в ворсистый ковер на полу и заметил:
— Летом ковры надо на солнышке просушивать, иначе в них заведется моль.
Анзират хотела рассердиться, но сдержала себя и сказала:
— У каждой вещи есть свой хозяин.
— Да, конечно, — согласился Икрам-ходжа. — Хозяин лучше знает, что и когда надо делать, но долг старого человека — подсказать.
— Благодарю, — кивнула Анзират, по-прежнему силясь вспомнить, где же она видела этого человека.
Икрам-ходжа важной походкой прошелся по комнате, подошел к дивану, отдуваясь, уселся и поставил посох между ног.
Анзират напомнила:
— Я вас слушаю, почтенный.
Но старик не торопился. Поспешность — не в его правилах. Кроме того, он отлично знал, что муж Анзират только что покинул дом и вернется не скоро. Плотно сомкнув дрожащие веки, он беззвучно шевелил своими толстыми губами. Он отдыхал.
— Моя жизнь на исходе, — наконец произнес он после долгой паузы. Меня уже не обольщают земные радости, я свое прожил и готовлюсь к переходу в лучший мир. Скоро аллах, — он воздел руки к потолку, — призовет меня к себе. Но у меня есть сын, взрослый сын, о котором я обязан побеспокоиться. За него я и пришел похлопотать. На днях он приедет в Токанд.
И тут Анзират вдруг озарило: она вспомнила, кто этот старик. Она вспомнила годы войны, Бухару, госпиталь. Да это же Икрам Ашералиев, бывший заведующий госпитальным складом. Сколько она — сестра-хозяйка — цапалась с ним из-за мыла для стирки белья, из-за посуды, занавесок и прочего. Конечно, это он, зловредный и скупой старикашка. Но почему он оказался в Токанде? И что ему нужно? О каком сыне он толкует?
— Я вас не поняла, — сказала Анзират. — О чьем сыне вы говорите?
— О моем, красавица, о моем, — ответил Икрам-ходжа, и его толстые щеки растянулись в улыбке.
— Хм… — удивилась Анзират. — Насколько мне известно, у Икрама Ашералиева не было сына.
— Значит, узнала старого знакомого?
— Как видите…
— Вот и хорошо. А вначале не узнала?
— Вначале нет, — призналась Анзират.
— А я теперь уже нигде не работаю. Ушел на покой. Стар стал.
— Но выглядите вы неплохо.
— Спасибо, красавица, за хорошие слова. Такие слова нужны старикам, как канифоль для смычка.
Анзират весело улыбнулась и, полагая, что старик над ней подшучивает, спросила:
— И давно у вас родился сын? В ваши годы стать отцом — это редкость. Вот что значит хорошее здоровье…
И тут Икрам-ходжа сделал промах. Не сделав еще хода, он решил вытянуть козырную карту. Пусть не зубоскалит. Он прищурил глаз, пощипал свою бороденку и медленно произнес:
— Ты права, ты права… Всевышний обидел старого Икрама и не дал ему сына. Но ведь твоего мужа аллах тоже обидел. У Саттара тоже нет и не было сына.
Анзират побледнела и ощутила холодок в груди. Она смешалась, не веря собственным ушам. Некоторое время молча смотрела на старика широко открытыми глазами, а затем тихо спросила: