Клинок инквизиции
Шрифт:
Сенкевич быстро проговорил формулу портала, которую рассчитывал на одного человека. В свечении вокруг Вельзевула появился фиолетовый отблеск. Сначала это были малые искорки, пробегавшие по демону, потом они соединились в одно пятно, загустели, приобрели цвет фиолетовых чернил. Портал, питаемый адской энергией, быстро увеличивался в размерах, гибкие стрекала опутали беснующегося демона, стремясь пожрать, затянуть в пространственную дыру. Вельзевул рванулся, но поздно: из портала вылетел черный смерч, втащил демона внутрь. Сенкевич шагнул следом.
Он
Город замер до утра. И лишь на рассвете повсюду с земли поднялись выжившие. Больше в них не было ничего колдовского – обычные лица, только слишком уж изумленные, обычные глаза, хоть и затуманенные непониманием. Обычные тела, правда, покрытые ранами и залитые кровью.
Андреас и Энгель тоже очнулись, стояли посреди заваленного трупами храма.
– Что это было, черт меня возьми? – задумчиво проговорил Энгель.
– Морок, адово безумие, дьявольские соблазны – выбирай, что тебе по нраву, дорогой друг. Одно ясно: все это закончилось, благодарение небесам.
– А где Ганс?
Ответом до них донесся то ли полный боли стон, то ли приглушенное рыдание. Ганс, лицо которого было залито слезами, привалился к постаменту, на котором лежали два бездыханных тела. Лица мужчины и девушки были странно спокойными, умиротворенными, широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в небо. Даже мертвые, они продолжали держаться за руки.
– Сестра! – воскликнул Андреас, кидаясь к девушке в белой, покрытой побуревшими пятнами рубахе.
Он тряс Одиллию-Агну за плечи, гладил спутанные золотые волосы, целовал холодные щеки, прикладывал ухо к груди в надежде услышать дыхание.
– Она мертва. – Энгель осторожно коснулся плеча друга. – Да примет ее душу господь.
– Клинок, наш Клинок, он тоже… – как ребенок, плакал Ганс.
Они оплакивали близких, не зная, что Одиллия фон Гейкинг, благородная девица, дочь знатного рода, и Мартин Соммер, бывший солдат и воин Христа, перестали существовать не сейчас. Одиллия и Мартин погибли гораздо раньше, когда в них вселились сущности других людей. На постаменте лежали пустые оболочки, покинутые Настей и Даном. Души Одиллии и Мартина не вернулись в свои обиталища. Кто знает, где они истаяли, вытолкнутые временными постояльцами тел.
– Зачем, зачем они это сделали? – рыдал Ганс. – Зачем они прыгнули туда?
– Это магия, друг. – Андреас коснулся век сестры, закрыл голубые глаза. Потом сделал то же для Клинка. – Они пожертвовали собой ради спасения Равенсбурга. Ради нашего спасения.
– Берегись! – Энгель дернул его на себя.
Раздался треск и грохот падающих камней. Храм зашатался, рядом с постаментом обвалилась огромная глыба.
Стены стремительно разрушались, словно время решило взять реванш за то, что когда-то пощадило обиталище Вельзевула.
– Сейчас все уйдет под землю! – крикнул Энгель. – Бежим!
– Я не оставлю сестру! – Андреас попытался стащить тело Одиллии с постамента.
– Нет! Так мы не выберемся! Идем, тут ничего не поделаешь. Это место станет ее могилой!
Энгель ухватил друзей за рукава, потащил прочь. Выбежав из храма, они стали карабкаться по склону. Земля осыпалась под ногами, за спиной раздавался грохот.
Они все же сумели выбраться, упали на краю ямы, тяжело дыша и отдуваясь. Храм превратился в груду камней, которую медленно засасывало в землю. Под обломками оказались погребены и тела Одиллии с Клинком.
– Мы расскажем об их подвиге всем, – тихо сказал Энгель.
Эпилог
В трактире было безлюдно и тихо. Заведение открывалось в полдень. Сейчас было ровно двенадцать часов, и зал еще не успел наполниться посетителями. Хозяин за стойкой неторопливо протирал пивные кружки. Из кухни доносились аппетитные запахи жарившейся на огне свинины, тушеной капусты и свежего хлеба. Две молоденькие смазливые служанки бегали по залу, смахивали тряпками вчерашние крошки со столов.
Дверь отворилась, впустила в трактир поток холодного воздуха, в котором, однако, ощущалась тонкая нотка сырости, предвестник весеннего тепла – на дворе стояла середина марта. Следом вошел белокурый румяный молодой человек, одетый как богатый аристократ. На нем был красный костюм, расшитый золотом, ярко-алый берет с перьями и багровый, подбитый дорогим лисьим мехом плащ.
Юноша прошелся по залу, придирчиво выбирая стол. Наконец остановил выбор на том, что в углу. Уселся, скинул плащ и подозвал служанку:
– Прелестная дева, принеси мне кувшин лучшего пива. К нему – закусок побольше да повкуснее. Пусть все блюда будут такими же румяными, сладкими и аппетитными, как ты сама. И поторопись, я жду прихода дорогих друзей.
Зардевшись, девушка убежала в кухню. А в трактир вошел новый посетитель – невысокий и худощавый, на вид ровесник первого. У него было незапоминающееся лицо, светлые водянистые глаза и серые волосы. Одежда, пожалуй, затмевала роскошью даже костюм первого гостя – лазурный кафтан с широкими полосами золотого шитья, ярко-желтые шоссы, перетянутые золотыми шнурами, золото на берете, золото на шелковой рубахе, на плаще и даже на башмаках… Только в отличие от первого, носившего богатое одеяние с такой изящной небрежностью, что сразу виден был аристократ, на втором золоченый костюм смотрелся как лошадиная сбруя на муле.