Клинок Тишалла
Шрифт:
Чужая боль ввинчивалась ему в кишки тупым ножом; из-за кордона он вглядывался в лицо Кайрендал, страдая вместе с ней. По сердцу прохаживался крепко просоленный бич: мука сильней, чем мог он вынести, но слабей, чем заслуживал.
Кучки собравшихся на пляже несло будто бы невидимым течением; плакальщики держались друг друга, разделяя в кругу близких скорбь и память о Туп, но тут и там один или другой перворожденный или камнеплет, порой хуманс или огриллон отделялся от своей кучки, чтобы прилепиться к другой; а та, едва разбухнув, рождала новые живые капли, соединяя потоками боли всех собравшихся. Связь могла быть
Делианн с тоской смотрел на эти струи боли; будь он в состоянии прикоснуться к кому-то или ощутить хоть на миг чужое прикосновение, ему не было бы так одиноко. Он старался вспомнить личико живой Туп, держаться за память о ней, испытать хотя бы искренней уважение к горю ее друзей и возлюбленной – и не мог. Стоя с опущенной головой под дождем, он мог лишь с ненавистью переживать собственную боль.
Неужто на самом деле он настолько жалок?
От усталости Делианна снова повело; глаза закрылись сами…
…Он прижался горячим лбом к холодной жести, полоска которой стягивает доски двери в квартирку на окраине Промпарка. «Нет, – говорит он, – не открывай. Позови маму. Мне надо поговорить с твоей мамой», – и прижимается к жести горящей щекой, пытаясь поддержать уходящую отвагу. Женский голос робко пробивается сквозь щели. «Томми? В чем дело? Кто там? Где Томми? Что случилось с моим мужем?» – и Делианн может ответить только: «Не открывайте дверь. Тут пожар» и повторяет: «Пожар. Вам надо уходить». «Что значит – пожар? Где Томми ?» – визжит женщина, и ему приходится ответить: «Ниела, Томми мертв. Он погиб, а вам надо бежать», а она отвечает: «Не понимаю… как он мог умереть?» «Здесь пожар», – тупо твердит чародей, и слова не расходятся с делом: под его ладонью дверные доски начинают дымиться. «Выходите черной лестницей. Возьмите одежду, все деньги и бегите», – говорит он, а женщина все кричит: «Кто там? Что случилось с Томми? Кто там?» – и он отвечает: «Никто. Я никто», думая: «Я эльфийский царь…»
…И от мысли этой Делианн приходит в себя. Он стоит, шатаясь, и держится за чье-то плечо, чтобы не упасть. Плечо принадлежит кому-то из зевак – незнакомой женщине, она отталкивает чародея, дает ему звонкую оплеуху и уходит, растолкав толпу, бросив на прощание несколько злых слов.
Делианн покачал головой, потирая горящую щеку. Желание его исполнилось: дотронуться до кого-то и ощутить прикосновение чужой руки.
«Почему все, что я делаю, выходит не так?»
При этой мысли он невольно, инстинктивно оборачивается…
И первым из зевак, пришедших на похороны Туп, видит, как со стороны Дворянской на берег выходят сплоченные колонны пехоты.
Он не мог бы сказать, взаправду видит их или то лишь фантомы, рожденные усталостью и лихорадкой. Да и какая разница?
Он мог встретить их только огнем.
Пламя являлось так легко, так быстро: рефлекторный выброс Силы, вздымавшейся смерчем кундалини от нижних чакр, чтобы протечь сквозь позвоночник и брызнуть с пальцев. Одним взмахом руки он мог обрушить перуны на вражескую орду.
Лихорадочный бред продолжается под взаправдашние вопли, взаправдашней кровью…
Пехота шагает по Общинному пляжу, лучники идут в задних рядах. Патрульные, ограждавшие место похорон, берутся за оружие;
Выплеснув на две сотни шагов вперед струю огня, Делианн освобождает переулок Флейтиста от заполнивших его солдат, те шарахаются, кашляя кровью из опаленных глоток, толпа с пляжа в панике бросается к входу в переулок, словно вода в разлом посреди плотины. Делианн оборачивается на рассвет, чтобы обратить свой пламень на шеренги пехотинцев, чтобы поджарить их в броне и наполнить небеса Анханы вонью горелых трупов, но на плечо его ложится рука, словно ковш парового экскаватора производства «Фабрик Ильмаринен». Он оборачивается и видит налитые кровью желтые буркала с кулак величиной; огр Руго с сожалением бурчит сквозь бронзовые клыки: «Нада было тя, зразу, грохнуть. Ща Кайра мне ужтроит…» – и последним, что видит Делианн, оказывается стремительно надвигающийся, словно сорвавшийся с обрыва валун, затянутый в серо-зеленую чешую кулак.
Человек, который был прежде богом, остановился на вершине своего триумфа. Хитростью и упорством забрался он на эту гору и с высоты ее увидал впереди свою землю обетованную.
Он зрил, откуда шел его путь, и зрил, куда желает попасть, но того не ведал, кем был сам; ибо в мыслях своих он оставался богом, в то время как давно стал человеком.
И с первым шагом вниз, в низины, он заново начал понимать, каково это – быть человеком.
Глава одиннадцатая
1
История просачивалась в сеть по капле, по клочку, чтобы поддерживать огонь под ведьмовским котлом общественного интереса. Вначале – пожар в Кунсткамере, намеки на саботаж и поджог, действия подпольной группировки экотеррористов «Зеленые рыцари»; потом репортаж «Где же Кейн?», когда неизвестный источник из внутренней сети «Майкрософта» подтвердил, что залоговые кандалы Хэри Майклсона исчезли с карты слежения и суд предположительно уже наложил арест на его дом и сбережения.
Расследование дела «Зеленых рыцарей» привело КСБ к некоему администратору Керри Вурхис, главе отдела хранения опасных биоматериалов Студии Сан-Франциско. Сама Вурхис исчезла, но сотрудников ее отдела допросили подобнейшим образом, и те хором твердили об изменениях в поведении своей начальницы, странным образом совпавших с началом ее «дружбы» с Шенной Лейтон. Когда КСБ обыскала оклендскую квартиру администратора Вурхис, в ядре данных ее терминала были найдены зашифрованные документы, где упоминались «Зеленые рыцари», а также дневник, намекавший, что отношения ее с Шенной Лейтон выходили за пределы простой дружбы.