Клодиус Бомбарнак (часть сб.)
Шрифт:
Но вот к столу подходит Пан Шао. Судья его знает и любезно ему улыбается.
Наш молодой спутник — сын богатого пекинского купца, владельца большой чайной фирмы. Поэтому качание судейской головы можно теперь принять за благосклонность.
С каким пафосом и красноречием выступает наш молодой адвокат! Он производит впечатление на судью, он трогает публику рассказом о нашем путешествии и сопровождавших его приключениях, он предлагает заплатить железнодорожной Компании все, что ей причитается…
Но, к великому своему огорчению, судья не
Тут Пан Шао еще больше воодушевляется, и хотя мы ничего не понимаем из его речи, но догадываемся, что он говорит о мужестве Кинко, о том, как он едва не погиб, спасая поезд и пассажиров. И, наконец, следует последний и самый веский аргумент: ведь подсудимый спас от разбойников императорские сокровища!
Никакое красноречие и никакие аргументы не в силах воздействовать на безжалостного чиновника, который за вею свою долото службу не оправдал, вероятно, и десяти подсудимых. Он согласен избавить преступника от палочных ударов, но должен посадить его на полгода в тюрьму и приговорить к уплате потерь и убытков Компании Великой Трансазиатской магистрали. Затем, по знаку этой карательной машины, бедного Кинко уводят.
Пусть читателей «XX века» не печалит его участь! Я иду даже на то, чтобы потерять лишнюю сотню строк, но расскажу немедленно, как было дальше.
Делом Кинко занялась газета. Пекинская «Ши-Бао» и тяньцзинская «Чайниз-Таймс» потребовали помилования молодого румына. Его необычная история была доведена до сведения богдыхана одновременно с прошением Па Шао, и таким образом китайский император узнал, что принадлежащие ему золото и драгоценные камни не попали в руки разбойников только благодаря самоотверженности Кинко, который — клянусь Буддой! — заслуживает не тюрьмы, а награды.
И представьте себе, подвиг Кинко был оценен в пятнадцать тысяч таэлей, то есть в сто тысяч франков! Сын Неба в порыве великодушия послал ему означенную сумму вместе с помилованием.
Я не берусь описывать радость, ликование и всеобщий восторг, которые вызвала эта новость, принесенная нам самим Кинко. Ни один язык в мире, и даже китайский, со всеми его цветистыми оборотами и метафорами, не в силах выразить чувств хорошенькой Зинки Клорк.
А теперь, с позволения читателей «XX века», я расскажу в нескольких словах о моих спутниках, занесенных — каждый под своим номером — в мою записную книжку.
Номера 1 и 2, Фульк Эфринель и мисс Горация Блуэтт. Поспорив из-за процентов, упомянутых в брачном договоре, они развелись через три дня после приезда в Пекин. Словно и не было свадьбы, отпразднованной в поезде Великой Трансазиатской магистрали! Мисс Горация Блуэтт так и осталась мисс Горацией Блуэтт. Да поможет бог сухопарой маклерше закупить в Китае побольше волос, а практичному маклеру — усадить искусственными зубами челюсти всех подданных Сына Неба!
Номер 3 — майор Нольтиц. Он деятельно занимается в Пекине организацией госпиталя за счет русского правительства. Когда пробил час разлуки, я почувствовал, что оставляю в этих далеких краях друга.
Номера 4 и 5, господин и госпожа Катерна. Проведя три недели в столице Поднебесной Империи, симпатичный первый комик и милейшая субретка уехали в Шанхай, где они с успехом выступают во французском театре.
Номер 6 — барон Вейсшнитцердерфер. В последний раз я выписываю эту нескончаемую фамилию, чтобы сообщить, что незадачливый турист не только опоздал на пароход в Тяньцзине, но и через месяц пропустил его в Иокогаме; затем, спустя шесть недель, он потерпел крушение у берегов английской Колумбии, и, наконец, попал в железнодорожную катастрофу на линии между Сан-Франциско и Нью-Йорком. В результате ему не без труда удалось закончить кругосветное путешествие… в сто восемьдесят семь дней вместо тридцати девяти.
Номера 9 и 10, Пан Шао и доктор Тио Кин. Что я могу сказать? Пан Шао остался все тем же парижанином, как вы его знаете. Каждый раз, когда он приезжает во Францию, мы вместе обедаем у Дюрана или Маргери. Что же касается доктора, то он, следуя предписаниям Корнаро, довел свой рацион до одного яичного желтка в день и тем не менее не теряет надежды прожить до ста двух лет, по примеру благородного венецианца.
Номер 8 — сэр Фрэнсис Травельян, и номер 12 — великолепный Фарускиар. Я больше никогда не видел первого, от которого так и не дождался ни извинения, ни сигары, и не слышал, чтобы повесили второго. По всей вероятности, знаменитый разбойник вышел из состава Правления Великой Трансазиатской дороги и перенес свою плодотворную деятельность в Монгольские провинции.
Наконец Кинко, номер 11. Нечего и говорить, что он женился на Зинке Клорк. Мы все присутствовали на их свадьбе, очень пышной и парадной, и если Сын Неба щедро вознаградил молодого румына, то молодая румынка получила прекрасный подарок от пассажиров поезда, спасенного ее женихом.
Вот правдивый и точный рассказ о моем путешествии из Тифлиса в Пекин. Я сделал все, что мог, выполняя на всем протяжении пути свой репортерские обязанности. И пусть редакция «XX века» выразит мне удовлетворение, несмотря на некоторые промахи и ошибки, которые я допустил.
Проведя три недели в Пекине, я вернулся во Францию морским путем.
И наконец, мне остается сделать последнее и очень неприятное для моего самолюбия признание. На следующий день после приезда в столицу Поднебесной Империи я получил такую телеграмму в ответ на мою, посланную из Ланьчжоу:
«Клодиусу Бомбарнаку. Пекин Китай.
Редакция „XX века“ поручает своему корреспонденту Клодиусу Бомбарнаку принести поздравления и благодарность доблестному и отважному Фарускиару».
Но так как я избавил себя от неприятности отвечать на эту телеграмму, то решительно утверждаю, что она не дошла до адресата.
1892 г.