Клуб Дюма, или Тень Ришелье
Шрифт:
– Сколько вы должны получить от своего друга Ла Понте?
– От Флавио?.. Ничего. Посмотрел бы я на того, кто выманит у него хоть копейку.
– Тогда почему вы на него работаете?
– Вы сами только что сказали – он мой друг.
Корсо уловил, как она задумчиво повторяет его слова.
– Странно слышать такое из ваших уст, – произнесла она после паузы и еле заметно улыбнулась, при этом на лице ее отразилась смесь любопытства и презрения. – А подруги у вас тоже имеются?
Корсо медленно прогулялся взглядом по ее ногам – от щиколоток до бедер. И сделал это с вызовом, очень нагло.
– Я
Она стойко снесла и эту грубость. Хотя, подумал Корсо, вдова, наверно, просто не поняла тонкого намека.
– Назовите вашу цену, – предложила она холодно. – Я хочу получить обратно эту рукопись.
Дело принимало интересный оборот. Корсо сел в кресло, стоявшее напротив дивана. Теперь он мог с еще большим успехом разглядывать обтянутые черными чулками ноги визитерши; она сбросила туфли и поставила ступни на ковер.
– В прошлый раз мне показалось, что эта глава вас не больно-то волнует.
– Я хорошо подумала. Мне эта рукопись…
– …дорога как память? – закончил Корсо с издевкой.
– Что-то вроде того. – Теперь в ее голосе прозвучал вызов. – Но не в том смысле, в каком это понимаете вы.
– И что вы готовы сделать ради нее?
– Я уже сказала. Заплатить вам.
Корсо нахально ухмыльнулся:
– Вы меня обижаете. Я профессионал.
– Да, профессионал, продающий свои услуги… Но ведь такие легко переходят из лагеря в лагерь. Я тоже читаю книжки.
– Я зарабатываю столько, сколько мне нужно.
– Теперь речь идет не о деньгах.
Она полулежала на диване и пальцами одной ноги поглаживала подъем другой. Сквозь черную сеточку чулок просвечивали ярко-красные ноготки. Она чуть изменила позу, и юбка поползла вверх, приоткрыв белую полоску кожи над черными подвязками и соблазняя тем, что скрывалось еще выше – там, где все тайны сливаются в одну-единственную, древнюю, как само Время. Охотник за книгами с усилием поднял взгляд. Льдисто-голубые глаза по-прежнему неотрывно смотрели на него.
Он снял очки, потом встал и шагнул к дивану. Женщина бесстрастно следила за каждым его движением. А когда он остановился прямо перед ней, так близко, что их колени соприкоснулись, Лиана Тайллефер подняла руку и опустила пальцы с красными ногтями прямо на молнию его вельветовых брюк. И снова улыбнулась – еле заметно, надменно и самоуверенно.
Тут Корсо наклонился и задрал ей юбку до самого пояса.
И с той и с другой стороны это было штурмом и натиском, а не согласованными действиями союзников. Это было похоже на сведение счетов – жестокое и непримиримое сражение двух сильных соперников, хотя в нужные моменты и раздавались положенные стоны, и вырывались сквозь зубы проклятия, и женские ногти безжалостно впивались в поясницу Корсо. Именно так все и произошло на крошечной территории дивана: они не успели снять одежду, и ее юбка болталась над широкими и крепкими бедрами, которые он сжимал сильными, словно сведенными судорогой пальцами, и крючки от ее белья впивались ему в живот. Он даже не сумел увидеть ее груди, хотя пару раз добирался до них и оценил тугую, жаркую и обильную плоть, скрытую под лифчиком, шелковой блузкой и жакетом, которых
И теперь они лежали, не разомкнув объятий, запыхавшиеся, как борцы, изнуренные схваткой. И Корсо спрашивал себя, как он будет выпутываться из этой истории.
– Кто такой Рошфор? – спросил он, решив ускорить развязку. Глаза Лианы Тайллефер находились на расстоянии десяти сантиметров от его глаз. Лучи закатного солнца окрасили лицо вдовы в розоватые тона; из прически повылетали все шпильки, и светлые волосы рассыпались по дивану. Он подумал, что она впервые позволила себе расслабиться в его присутствии.
– Какой смысл вспоминать о нем, – ответила она, – раз я и так получу рукопись…
Корсо поцеловал место, открывшееся в вырезе расстегнутой блузки, навсегда прощаясь и с этим местом, и с тем, что было ниже. Он уже понимал: вряд ли когда-нибудь еще ему доведется поцеловать Лиану Тайллефер.
– Какую рукопись? – спросил он, лишь бы что-то спросить, и тотчас ощутил, как тело ее напряглось под его телом, а взгляд сделался колючим.
– «Анжуйское вино». – В голосе Лианы Тайллефер зазвучала тревога. – Вы же отдадите мне ее, правда?
Корсо не слишком понравилось, что она снова обратилась к нему на «вы». Вроде бы не так давно они перешли на «ты».
– Об этом речи не было.
– Но я полагала…
– И напрасно!
В стальной голубизне сверкнула молния. Лиана Тайллефер в ярости, резким движением бедер, высвободила свое тело из-под тела Корсо.
– Негодяй!
Корсо уже решил было расхохотаться и сгладить неловкость непристойной шуткой, но в этот самый миг ощутил резкий удар и почувствовал, что падает назад. Поднимаясь с пола и застегивая брюки, он увидел бледную и грозную Лиану Тайллефер – она стояла во весь рост, не обращая внимания на то, что одежда ее пребывала в полном беспорядке и великолепные бедра не были ничем прикрыты, потом она наотмашь ударила Корсо – так сильно, что левое ухо у него загудело.
– Подлец!
Охотник за книгами от такой затрещины покачнулся и стал растерянно озираться по сторонам, как боксер, который ищет, за что бы ухватиться, чтобы не рухнуть на пол. Поэтому Лиана Тайллефер вышла из поля его зрения, он почти перестал следить за ней – слишком болело ухо. Он созерцал саблю на стене, когда раздался звон разбиваемого стекла. Тут он вновь обратил взор на гостью. Она стояла на фоне розоватого света, сочившегося из окна. Юбка была приведена в порядок, в одной руке вдова держала папку с рукописью, в другой – горлышко разбитой бутылки. Острый край был нацелен прямо в горло Корсо.
Он инстинктивно прикрылся рукой и сделал шаг назад. Опасность привела его в чувство, адреналин рекой хлынул в кровь и вернул ему способность действовать: он отвел в сторону вооруженную стеклом руку Лианы Тайллефер и ударил ее кулаком в грудь. Она на миг замерла, потом как подкошенная повалилась на пол. Следующая сцена была почти идиллической: Корсо поднял с пола рукопись и горлышко бутылки, а Лиана Тайллефер снова сидела на диване – растрепанные волосы падали ей на лицо, руки она прижала к тому месту, куда пришелся удар; сквозь злые всхлипывания прорывалось натужное дыхание.