Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра
Шрифт:
— Она самая... Откуда она у вас?
— Скажите лучше, как попала она к Летинскому?
— Какому Летинскому? — искренне удивился Карякин. — Первый раз слышу эту фамилию... А дело было так. Звонит мне однажды домой какой-то человек, говорит, что врач, коллекционер, называет фамилию нашего общего знакомого и просит разрешения посмотреть мою коллекцию. Я не возражаю. Приезжает вскоре, носатый такой, сразу не понравился он мне, однако показываю вещи. Он восхищается, увидев эту лампаду, вытаскивает четыреста рублей и говорит: «Это вроде аванса, сейчас времени нет, я на дежурстве, а вечером продолжим разговор». Звонил он в тот день несколько раз, говорил, что не может вырваться, сложное дежурство выпало, несколько операций пришлось сделать. Наконец, уже часов в одиннадцать, позвонил, назначил встречу возле поликлиники, сказал, чтобы я захватил с собой потиры, чаши и другие вещи, которые он отобрал днем. Подозрительно мне это показалось, однако хватаю такси, еду. Этот носатый возле «Жигулей» стоит. Пальто расстегнуто, белый халат виден. И машина медицинская, с надписью. Значит, думаю не соврал, действительно врач. Говорит, поедем к нему домой. Долго ехали, куда-то по Ленинградскому шоссе, я номера дома не помню. Заезжаем во двор, он берет сумку и говорит: «Извините, ко мне домой нельзя, жена болеет и все такое. Я сейчас, только посмотрю еще разок вещи, выйду и рассчитаемся. Шофер наш, больничный, в машине останется, не беспокойтесь». И ушел. А минут через двадцать шофер включает мотор. «Ты как хочешь, а я ждать больше не могу». И поехал. Тут я и понял: да это же чистое динамо. Как фраера меня провели. Уехала машина, а я остался. Дом огромный, где его искать, носатого, куда пойдешь?
— В милицию, например, — подсказал Шатохин. — Почему вы не заявили, Карякин?
Тот смешался, но только на секунду.
— У вас и так работы хватает, — лицо Карякина расплылось в ухмылке, — да и все же дал он четыреста рублей, этот доктор.
— Допустим. А сколько вам заплатили американские дипломаты за икону? — Голубев приоткрыл еще одну карту.
Ухмылка мигом слетела с лица Карякина.
— Какие дипломаты? — растерянно пробормотал он, — не знаю никаких дипломатов.
— Те, с которыми вы сидели в «Звездном небе». Неужели забыли? Такая теплая компания. Могу напомнить. — Майор снова полез в ящик и вытащил несколько фотографий. — Хорошо получились, между прочим, особенно ваша дама. Фотогеничная.
. Карякин с минуту разглядывал снимки, потом небрежно отложил их в сторону:
— Так бы сразу и сказали, гражданин майор, какие же это дипломаты. Обыкновенные джоны-фирма-чи. Как же, помню, случайно познакомились. Хорошо посидели.
— Однако машина была с дипломатическим номером.
— Я к номеру не присматривался, они сами сказали, что фирмачи, а мне, гражданин майор, какая разница — джоны, и все. А разговор о досках был, не стану отрицать. Показал им несколько. Не понравилось, видите ли. С тем и разошлись. За это ведь срок не дают? — Он снова ухмыльнулся. — Да и где доказательства? Я вам все честно показываю, а вы не верите. Даже если вещи Воронкова темные, то я тут при чем? С него и спрашивайте.
«Да, в логике ему не откажешь, — размышлял Голубев, — однако если он и говорит правду, то не всю, далеко не всю. Признается в частностях, умалчивает о главном». Такой отвлекающий маневр был достаточно хорошо знаком оперативникам. Карякин ни словом не обмолвился о том, что ездил на свидание к «врачу» не один, а с любовницей. Не хотел впутывать. Почему? Из джентльменских побуждений? Однако на джентльмена он совсем не похож. Именно с ней, с Татьяной Рагозиной, видимо, и связано то главное, что пытается скрыть Карякин. Приемщица художественного комбината узнала на фотографии в «Звездном небе», которую показал майор Карякину, ту самую молодую женщину, что сдала икону Николая Угодника. Не очень уверенно, правда, но узнала. И то, что Карякин о Татьяне умалчивает, лишь усилило подозрения. И Голубев решил пойти ва-банк:
— Вы требуете доказательств, Карякин, — майор взглянул прямо в его белесоватые глаза. — Это ваше право. Вы их получите. А сейчас объясните нам, как попала к вам икона Иоанна Крестителя, или Ангела пустыни.
На лице Карякина в первый, пожалуй, раз за время допроса мелькнула тревога. Он отвел глаза и пробормотал:
— Какого Крестителя? Их много, этих досок с крестителями. В моей коллекции штук семь наберется.
— О вашей коллекции мы еще поговорим, а пока я спрашиваю о доске, которую сдала на Большую Полянку Рагозина. Той самой, что по новой записана, под Николая Угодника. — Голубев встал, открыл сейф и извлек из него «Ангела пустыни». — Узнаете?
Карякин бросил косой короткий взгляд на икону и ничего не ответил. В комнате воцарилось молчание, которое длилось довольно долго. Наконец он тихо произнес:
— Ваша взяла, гражданин начальник. Слышал я такую поговорку: лучше быть хорошим свидетелем, чем плохим обвиняемым. Так вот, я предпочитаю первое... и потому прошу учесть мое чистосердечное признание.
— Мы все учитываем, Валентин Семенович. Продолжайте.
— Было дело, записал я этого Ангела. Упросил меня один фирмач, очень уж ему понравилась эта доска.
— Что за фирмач, как с ним познакомились?
— Фамилию не знаю, англичанин он. Татьяна на выставке одной работала переводчицей, там и познакомились. — И, предупреждая неизбежный, весьма неприятный вопрос о паспорте, добавил:— А паспорт я нашел, в переходе метро на Дзержинской, выронила какая-нибудь дуреха. Вот и все.
— А икона эта у вас как оказалась? — задал вопрос и Чобу.
Карякин удивленно взглянул на него, как бы увидя впервые.
— А разве я не сказал? У Воронкова взял, у кого же еще. Его надо потрясти, а то все обо мне да обо мне.
— Машина у этого Воронкова имеется? — снова спросил Чобу.>
— Имеется, получше моей старой тачки. «Жигуль» у него новый.
— Какого цвета машина?
— «Коррида», красный такой... А при чём тут цвет? — удивился Корякин.
Степан промолчал. Не станет же он в самом деле объяснять этому типу, что ни один из свидетелей машину красного цвета на месте происшествия не видел.
— И еще один вопрос, так сказать, неофициальный.—Голубев снова вступил в разговор.—У вас, Валентин Семенович, интересная работа, и заработок — дай бог, как говорится, каждому. И мастер вы настоящий, так все о вас отзываются. Зачем вам вся эта возня с куплей-продажей? Неужели ничему не научились? Было, кажется, время...
— Как зачем? Странный вопрос. Деньги лишними никогда не бывают. А у меня семья и... подруга, вы знаете... Кормить-поить и одевать надо. И потом, — продолжал он после паузы, — скажу вам откровенно: сами вроде деньги эти в руки шли, без особого труда. У одного купил, другому продал, у третьего выменял... Всегда что-нибудь останется. Трудно удержаться, а риска почти никакого. Нет состава преступления, как у вас говорят.
— Это как сказать, Валентин Семенович. По крайней мере в эпизоде с записанной доской состав преступления налицо.
— Согласен, гражданин майор, нечистый попутал. — Карякин сокрушенно потупился. — Однако много все равно ведь не дадут. Я статью знаю.
— Тем лучше, Валентин Семенович, — Голубев невольно улыбнулся. — Приятно иметь дело с разбирающимся в кодексе человеком. А сейчас едем за вещами, которые вам передал, как вы утверждаете, Воронков. Вот постановление о производстве обыска, ознакомьтесь.
Карякин на бумагу не обратил внимания.
— Если можно, .гражданин майор, давайте без обыска. Вещи у Татьяны, неудобно как-то с обыском, да еще понятых придется среди соседей искать. В общем, без шума не получится. Я вам все сам выдам, кроме Левитана. На атрибуции он, в Третьяковке.