Клуб интеллигентов
Шрифт:
(На углу красуется резолюция: «Обязательно выяснить».)
25 августа. Я пропал... Вряд ли перенесу... Должно быть, мне голову проломили. Направился сегодня в новый дом (иначе пригрозили выговора не снимать) для расследования жалобы на месте. Заводит меня рабочий в свою новую квартиру и сетует: «Видите, паркет пляшет, двери не закрываются, воды нет, потолок каждую минуту на голову может обрушиться и т. д., полюбуйтесь, пожалуйста, и исправьте». — «Нет, говорю, товарищ, погоди, для такого дела нужны указания свыше. Изложи жалобу в письменном виде». А тут этажом выше что-то стукнуло легонько, и как хрястнет лепка с потолка мне на голову — я так на пол и сел. «Убийцы! — ору я. — Это покушение на мою личность!» А эта скотина
(дрожащей рукой проставлена одна буква «К»)
18 ноября. Приступил к работе, только сил будто и нет. За время болезни потерял 4,05 кг живого веса — это не шутки. Вдобавок за это время чертовы мыши сгрызли пакет заявлений в полтора пуда, которые я из году в год хранил с такой заботливостью, и на которые в мое отсутствие никто не ответил. Что будет, если жители вспомнят и спросят, куда я их подевал? Не сожрал ведь я их, я не крыса... Пора заканчивать, приглашает министр, надо идти...
На этом записи в дневнике обрываются.
Опросом работников учреждения покойного было установлено: никаких достоверных данных о кончине упомянутого лица не сохранилось. Один лишь слух, вернее рассказ уборщицы из строительного треста. Она все слышала и видела сквозь замочную скважину. Как только Кирварпа в тот день воротился из министерства, тотчас в его кабинет, никого не спрашивая, проскользнула незваная гостья. «Начальник, я к вам», — вежливо склонилась она. Не поднимая головы и не взглянув на пришелицу (он никогда не смотрел человеку в глаза, а все как-то воспринимал затылком), начальник закричал: «Вон! Я занят! Время сейчас нерабочее!» Гостья второй раз вежливо поклонилась и промолвила: «Но я за вами пришла. Я — смерть». Кирварпа, разъяренный донельзя, стукнул кулаком по столу: «Неважно! Пиши заявление. Прошу соблюдать порядок и не запугивать...» Но тут он почувствовал, как по спине его забегали мурашки, и впервые за свое начальствование решился взглянуть на клиента. Поднял голову, откинулся и... так и оцепенел с выпученными глазами...
Вот и все. Положение дел разъясняют некоторые данные медэкспертов, производивших вскрытие тела:
«...В голове гражд. Кирварпы мозг не обнаружен: она целиком забита всевозможными распоряжениями, указаниями, резолюциями и даже каким-то образом в нее засунута телефонная абонентная книга; глаза — видят только то, что душе угодно; барабанные перепонки заменены какими-то звуконепроницаемыми металлическими пластинками; нос — имеет свойство издалека чуять настроение высших начальников; вместо сердца вмонтирован обыкновенный заржавелый будильник, который точно и с чувствительной дрожью сообщал время обеда, минуты приема граждан и последний час рабочего дня; в жилах — ни капли крови, одни жидкие чернила; глотка — широкая, брюхо — бездонное... После смерти труп найден в таком положении: ногами повернут к двери, а на подошвах сапог белеет надпись, сделанная мелом: «Рабочий день окончен. Приема нет».
МОЛЕБСТВИЕ ВСЕХ СВЯТЫХ
Созрела необходимость созвать конференцию работников комбината «Делу — время, потехе — час». Настало время посовещаться по вопросам экономии материалов, ибо из целого бревна временами выходила всего одна зубочистка, и та непрочная, быстро ломалась. Бывали случаи, когда дерево целиком переводилось в отходы — шло в стружку или на дрова.
— Товарищи! — сказал председательствующий. — Нам необходимо избрать рабочий президиум, так как без президиума, вы сами знаете, мы как без рук. Нам необходим, так сказать, руководящий орган, без которого никакие конференции немыслимы и успешными быть не могут... Слово для предложения по составу президиума имеет наш заслуженный рационализатор, сотрудник конструкторского бюро, статист балета, инициатор ударного движения, благодаря которому сэкономлено полтора бревна, неутомимый грибник, активист товарищеского суда, заслуженный донор, известный коллекционер, собравший 1500 этикеток, боксер, свернувший скулу не одному сопернику, воспитатель попугаев, общественный автоинспектор, чемпион по бильярду, нештатный фотокорреспондент местной газеты, мичуринец, зачинатель новой породы овчарок, энтузиаст искусственного осеменения, бессменный лектор комбината Макамаушис Йонас Адомович, 1949 года рождения, женатый, отец шестерых детей. Кто за — прошу поднять руку!
Грянули аплодисменты, которые тут же поредели и угасли.
— Разрешите, товарищи, ваши аплодисменты считать единодушным одобрением, — объявил председательствующий.
Макамаушис взобрался на трибуну, удобно облокотился на нее, вытащил кипу бумаг, надел очки и, прочистив горло, прочел:
— Дорогие друзья! Есть предложение избрать в президиум двадцать человек. Что, много? От четырех десятков совсем немного. Коллектив должен быть широко представлен. Предлагаю следующих товарищей. Первый. Бранктас Бернардас Аполинарьевич. Он — лауреат районного конкурса модных танцев, усердный сотрудник стенгазеты, бывший игрок нашей футбольной команды, забивший в свое время в ворота противника четыре гола, а в свои — лишь два, и те по вине вратаря; победитель кулинарных соревнований, член редколлегии журнала «Пеленки», примерный отец семейства. Его жена представлена к ордену «Мать-героиня»...
Торжественное чтение вдруг перебила несмелая реплика из зала:
— Нельзя ли покороче?
Макамаушис снял очки и оглядел зал: кто это посмел?
— Тут, товарищи, поднят вопрос: нельзя ли короче? Нет, товарищи, ни в коем случае нельзя. Это было бы неуважением к трудящемуся человеку, умалением его заслуг, а заслуги людей принижать нельзя. Это было бы неуважением человека, того человека, который строит. В последние годы значительно уменьшилось количество случаев пьянства и хулиганства. Вот и на нашем комбинате из года в год хищения все реже и реже...
— Ни черта! Не заправляй арапа! Это не к делу. Читай кандидатов.
— Стало быть, жена товарища Бранктаса станет героиней... А что это показывает? Это показывает, что в нашей стране материнство охвачено...
— Боже мой, уже половина седьмого! У меня билет на матч «Жальгириса»...
— И у меня...
— Быстрее ты, шарманка! Мне еще ребенка надо из садика забрать!
— Мне к семи в кино...
А Макамаушис снова отыскал в списке фамилию Бранктаса:
— В 1905 году товарищ Бранктас участвовал в войне с японцами, а в Отечественной войне не участвовал по старости, сыновей не имел. Зато все три его дочери вышли замуж за солдат, а одна даже за милиционера, сержанта запаса...
Роптание и суета в зале все росли и становились угрожающими.
— Чтоб тебя черт побрал! Читай дальше!
— Придет срок — будет и сынок, — с сонным спокойствием произнес бархатный голос Макамаушиса. — Не надо горячиться и выражать вслух свои чувства. Недавно я прочел в газете статью кандидата медицинских наук, заместителя заведующего отделением больницы, депутата апилинкового совета, члена комиссии по охране здоровья, специалиста по борьбе с бешенством, фельдшера Аппетитаса, в которой он разбирает симптомы и причины нервности общества...
— И как у него язык не отвалится!
— Пропадет мой билет...
— Я ждать не буду, пойду. До начала матча всего десять минут!
Голоса протеста собирались в грозовую тучу, но Макамаушис словно врос в трибуну, и никакой вихрь не мог вырвать его. Теперь он заблудился в списке кандидатов и обратился за помощью к участникам конференции:
— Товарищи! Не помните ли случайно, на каком товарище я тут остановился?
— Бранктаса предлагал! Валяй дальше.
— Вы, товарищи, реплики не бросайте, потому что времени вам отвечать нет. Давайте, товарищи, дорожить своим и чужим временем! Объявляю следующего кандидата. Вторым в президиум предлагается товарищ Дельча, художественный руководитель джазовой капеллы, дирижер, композитор, лауреат премии за музыку к песне «Твой взъерошенный шепот», слова Макамаушиса. В настоящее время он пишет музыку к песне «Ой, как опьяняет цвет твоих глаз!» Слова тоже мои.