Клуб Колумбов
Шрифт:
Вовк плюнул со злости, но послушал Анда.
— Ну? — спросил он, снова тщательно осмотрев дупло. — Никаких больше дырок в нём нет. Я ещё тогда осмотрел ствол кругом.
— А ты поверни зеркальце вверх, — сказал Анд.
Вовк повернул.
— Ах ты, штука какая! — удивился Вовк и стремительно прикатил вниз. — Кто ж его знал, что всё дерево внутри пустое!
— А как же бы иначе оно обломалось выше дупла? — сказал Анд. — Соображать надо, соображать, а не торопиться, друзья колумбы.
Пытливый глаз да ум бы нам, так, кажется, у Лава?
Дремучий лес. Тропинка. По тропинке спокойно идёт хорошенькая Ми в своём знаменитом после происшествия с летягой зелёном штапельном платочке.
Откуда ни возьмись — большая серая птица.
С криком она налетает на Ми, срывает с её головы штапельный платок, поднимается с ним в воздух, запутывается в платке, падает на землю, как-то освобождается, взлетает с платком, висящим у неё на одном когте, задевает концом платка за ветку и исчезает за деревьями. А штапельный платок остаётся висеть высоко на дереве, и ветер раздувает его подобно вымпелу, поднятому на мачту.
Совершенно растерявшаяся Ми так и стоит на тропинке, глядя на свой штапельный платок, висящий на гладкоствольной сосне так высоко, что девочке и думать нечего долезть до него.
«Она бешеная!» — думает Ми.
Тут с отчаянным писком возвращается птица. Ми руками обхватывает голову, с криком бежит по тропинке, каждое мгновение ожидая получить удар в затылок, и вдруг натыкается на Анда и в изнеможении опускается на землю. Серая птица с писком уносится прочь.
— Что это? — спросила Ми. — Она бешеная?
— Видишь ли, — смущённо отвечает Анд. — Это ястребиха. Она подумала, что ты хочешь разорить её гнездо. У неё гнездо тут, рядом с тропкой, — не заметила? Час назад я залезал на дерево и взял из гнезда одного из её птенцов.
Анд полез за пазуху и извлёк из-под рубахи довольно большого, уже пухового птенца. В пуху блестели испуганные жёлтые глазёнки и крючковатый клюв. Длиннопалые когтистые лапы судорожно сжимались.
— Она и на меня налетела, но я отбился, чуть не зашиб её сучком. Позволь! А где же твой знаменитый штапель?
— Она повесила его на высокое дерево. Он там и развевается.
— Минутку! — И Анд быстро пошёл по тропе.
Ми, опасаясь возвращения ястребихи, забилась под густые лапы ели. Минут через пять Анд вернулся с платком. Но чт о это была за дырявая, жалкая тряпка! Ястребиха здорово поработала когтями и клювом, освобождаясь от неё.
— Вот упрямый! — сердито сказала Ми, незаметно вытирая слезинку. — То летягу ловил, то ястребиху. Возьми платочек себе вместо ловчей сети. Теперь он больше ни на что не годится.
— Слушай, Пиф-паф! — сказал Анд, однажды утром собираясь в лес. — Ты совсем какой-то стал слабый до умеренного. Совсем закиснешь, если будешь сидеть дома. Ты уж и так поперёк себя шире. Как отец, тебе говорю: пошевеливайся давай! Идём-ка на Федушино — рыбачить. Давно у нас рыбки не было. Всех порадуем.
— А где это Федушино?
— Да всего каких-нибудь три километра.
— Ещё поймаем ли что? За десять вёрст киселя хлебать! Тоже мне! Не пойду.
Но силач Анд вынул толстяка из кровати, как куль муки из ларя, поставил на ноги и строго сказал:
— Одевайся! Довольно бездельничать.
По дороге, стараясь заинтересовать Пафа, Анд рассказал ему, что колумбам удалось узнать о лесном озерке Федушине. «Образовалось оно из старицы когда-то протекавшей здесь рек». Древняя река пересохла, перестала существовать. Вода осталась только в ямах, куда сбегались роднички. Но их становилась все меньше, и озеро уменьшалось, берега его заросли травой. Уменьшается каждый год оно и сейчас. Пройдёт ещё несколько десятков лет — и озеро совсем зарастёт, превратится в велье, как говорят новгородцы, — окончательно заросшее озёрко. А пока, говорят, в нём развелось столько рыбы, что прямо хоть вёдрами таскай.
Последнее сообщение Анда расшевелило Пафа, и, когда они дошли, до озера, толстяк с необычайной для него живостью начал разматывать принесённые с собой удочки и насаживать на них червей.
— Ну вот, — сказал довольный Анд, — закидывай удочки, а я пойду жерлицы поставлю. Назад пойдём, — проверим, может, и попадётся какой щурёнок: тут их много. Наживку я ещё с вечера наловил в реке… Клёв тебе на уду! — И Анд, забрав жерлицы, отправился расставлять их по тому берегу, которым они только что пришли.
Заняло это у него немногим больше получаса. А когда он вернулся, Пафа он на месте не застал. Обе его удочки были воткнуты в землю, а сам рыболов исчез.
— Пошёл по своим ботаническим делам, — решил Анд, развернул свои удочки и стал ловить на все четыре.
Клёв был замечательным: Анд едва успевал вытаскивать попавшую то на один, то на другой крючок рыбу. К удивлению Анда, всё это были окуни, одни окуни.
Анд пошёл вокруг озера. Время от времени он останавливался и закидывал свои удочки. Так он обошёл пол-озера и, когда вернулся назад, в его улове было больше десятка рыб, — но опять-таки одни окуни. Пафа всё ещё не было, но Анд даже не встревожился: другое было в голове. Он сел на пенёк и глубоко задумался.
Думал он об умирающем озере Федушине и его жильцах — рыбах.
Ясно представился ему кусок реки, ставший озером. Всё рыбное население его попалось в ловушку: выхода из озера не было. Но горевать не приходилось: еды в озере было даже больше, чем в реке. В зарастающем травой и водорослями замкнутом бассейне плодились во множестве рачки, насекомые и другая мелочь — лакомство для плотиц, подлещиков и другой рыбёшки. А она, в свою очередь, служила пищей хищным рыбам — окуням и щукам.
Озеро всё уменьшалось. Хищникам было всё удобнее ловить мирных рыб. Прошло время, когда они поели всех других рыб. Остались одни окуни да щуки. Анд и раньше слыхал, что в этом озере живут только эти две породы рыб, но как-то не обратил на это внимания.