Клуб любителей фантастики, 2005
Шрифт:
Он следил за итальянцем, пока тот не затерялся среди деревьев, а затем надавил языком на коренной зуб, активируя передатчик.
— Джузеппе, как слышишь меня?
— Отлично, — раздалось у него в ухе, куда был имплантирован микроскопический приемник. — Похоже, мы высадились у самой границы леса… Да, точно, лес тут кончается. За ним дальше река, довольно широкая. Вдоль реки по нашему берегу идет дорога. Хорошая дорога, если, конечно, не по современным меркам судить. Асфальта нет, так что это, самое позднее, XIX век… О, кто-то скачет! Трое всадников с севера. Сейчас, подъедут поближе… М-да, это явно
— Ладно, уходи оттуда, — мрачно распорядился Миллер. — Уже ясно, что это не II век, и нам здесь делать нечего.
— Цибульский не появился?
— Нет пока… Слушай, а может, он прибыл раньше нас? Шесть минут — это штатный разброс, а у нас нештатная ситуация.
— Ну так проверь. Монитор-то у тебя.
— Ладно, сейчас.
Миллер развязал лежавшую у его ног котомку из грубой холстины и вытащил из нее перетянутый шнурком свиток. Латинский текст, покрывавший одну из сторон манускрипта, представлял собой письмо из столицы коменданту одной из римских крепостей в Галлии, но Миллера сейчас интересовала обратная, чистая сторона документа. Он приложил палец к бледному пятну в углу; сличив отпечаток с шаблоном, нанопроцессор активировал схему, и экран толщиной всего в миллиметр заработал. Миллер быстро пробежал пальцами по проступившим на псевдопергаменте управляющим символам. Информация, возникшая на экране, не слишком его порадовала.
— Джузеппе, слышишь меня? Цибульский здесь. И он тяжело болен или серьезно ранен.
— Он в сознании?
— Кажется, нет. Сам посмотри, ты же у нас врач.
— Ладно, иду к тебе. Где он?
— Около трех километров к северу отсюда.
Четверть часа спустя Франтичелли озабоченно всматривался в данные телеметрии, посылаемые ЛИСом — личным индикатором состояния Цибульского.
— Ну что ж, хотя он и без сознания, жизнь его, похоже, вне опасности, — подвел он итог. — Хотя, конечно, чем скорее мы его отсюда вытащим, тем лучше. И почему он сам не эвакуировался?
— Очевидно, не успел. Ладно, идем. Надеюсь, он лежит где-нибудь в лесу, и нам не придется отбивать его у местной инквизиции…
Через полчаса хрононавты, ведомые сигналом ЛИСа, вышли на опушку леса, к раскинувшейся у дороги деревне. Сигнал явно шел оттуда. Вряд ли в этом мирном селении существовали какие-либо застенки — крепость, видневшаяся на другом берегу реки, внушала куда большие опасения на сей счет — но похоже было, что без контакта с местными жителями забрать Цибульского не удастся. У Миллера мелькнула мысль дождаться ночи, но он тут же сам отверг эту идею: собаки не позволили бы чужакам пробраться в деревню незамеченными.
— Что ж, ничего другого не остается, как идти туда открыто, — резюмировал Франтичелли, разглядывая крестьянские домики. На лугу у реки пестрело коровье стадо; на мелководье плескались загорелые ребятишки; две девушки о чем-то оживленно беседовали, облокотившись на плетень, и теплый ветерок доносил их звонкий смех. Картина выглядела просто идиллической.
— В таком виде? — усмехнулся Миллер, окидывая взглядом доспехи римского центуриона, в которые был облачен его товарищ. Сам он был одет аналогично.
— Ну, живя у тракта, они тут каких только солдат не видели, — беспечно откликнулся Франтичелли.
— Вот как раз таких, как мы, и не видели. В средневековой Европе было принято ходить в штанах, знаешь ли.
— А шотландцы? Шотландцы ходили в килтах. У французских королей были шотландские наемники.
— Мне кажется, в килтах они ходили у себя в Шотландии, а во Франции их одежда больше соответствовала местной моде… и уж, во всяком случае, никак не походила на нашу. Эх, черт бы побрал эту узкую специализацию! Но нельзя же быть корифеем сразу во всех эпохах.
— Да ладно, не брюзжи, В конце концов, там живут неграмотные крестьяне, а не специалисты по средневековому костюму. Меня куда больше волнует, на каком языке с ними разговаривать.
— Да, классической латыни они, пожалуй, не знают. Не говоря уже о кельтском наречии древних галлов. Но ведь ты знаешь французский?
— Так себе… И главное — французский XXII века сильно отличается от того, каким он был тысячу лет назад. Правда, средневековый французский намного ближе к латыни, чем современный… Ладно, как-нибудь объяснимся. В конце концов, у нас есть золото, а это — универсальный язык.
— Мне бы не хотелось расплачиваться новенькими римскими монетами через тысячу лет после их чеканки.
— Этак мы до вечера будем стоять и прикидывать. Идем, там видно будет! — и Франтичелли решительно шагнул из тени деревьев на дорогу.
Миллер пожал плечами, переключил пеленг на акустический — теперь сигнал ЛИСа Цибульского попискивал в ухе — и последовал за итальянцем.
Деревня встретила «римских легионеров» настороженно. Местные жители действительно повидали на своем веку немало солдат и имели все основания для такого отношения. Конечно, двое, даже и с мечами, не слишком опасны, но что если следом за ними пожалует целый отряд? Девушки-хохотушки поспешно юркнули в дом. Кое-где захлопывались ставни. Босоногий мальчишка торопливо загонял во двор гусей.
Миллер на мгновение остановился, поворачивая голову и прислушиваясь к сигналу, а затем решительно направился к одному из домов. Не обращая внимания на захлебывающийся лай рыжего пса, хрононавты пересекли пыльный двор и поднялись на крыльцо. Дверь открыл, судя по всему, хозяин дома. Это был уже немолодой, но еще крепкий мужчина. Визит нежданных гостей явно обеспокоил его, но он старался этого не показывать.
Франтичелли приветствовал селянина по-французски, а затем, мешая французский XXII века с классической латынью, попытался объяснить цель визита.
— Мы ищем нашего товарища. Понимаешь? Товарищ, друг. Он больной. Нам сказали, он в этом доме. Мы хотим забирать его. Понимаешь?
— Да, мессир, — вежливо ответил крестьянин, угадав по отделке доспехов и плаща, что перед ним не рядовой солдат, однако тут же прикинулся простачком: — Больной? Какой больной?
— Да, да, больной! В этом доме. Мы точно знаем. Такой, как мы. Нет, другая одежда (Цибульский был одет патрицием). Он блондин. Волосы белые, понимаешь? И нос… такой, — Франтичелли показал горбинку на собственном носу. — И подбородок… челюсть… вот так, — он попытался изобразить рукой. — Веди нас к нему. Мы будем платить.