Клуб маньяков
Шрифт:
– Кого подозреваешь?
А я отвечаю:
– Да вы что??? У нас такие прекрасные люди работают! Была бы моя воля, по звездочке героя им бы определил. Ну, или по грамоте почетной.
А следователь пачку бумажек на стол бросил и говорит:
– Ну, давай, твоих ангелов к представлению готовить. Кто там у тебя самый хороший?
– Мишка Козодоев, – отвечаю, подумав, – дизелист с пятой штольни. Хоть и три класса у него, но по интеллектуальному уровню он любого академика переплюнет, а по доброте – саму мать Терезу.
– Так, Михаил Козодоев... – копаясь в бумажках, скривился в горькой усмешке следователь. – Так, Михаил Егорович Козодоев... Девятьсот двадцатого года рождения, русский.
– Бульдозерист Володя... – промямлил я, практически уничтоженный. – Антипов, кажется, у него фамилия.
– Так, Владимир Антипов, Владимир Антипов... Вот он. Владимир Кононович Антипов, мордвин, тысяча девятьсот сорок седьмого года рождения... Осужден в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году за убийство своей семнадцатилетней невесты. Устроил кровавую бойню на собственной свадьбе. Двенадцать лет строгого режима. Есть еще вопросы?
– Есть один, – ответил. – Что у вас имеется на Чернова Евгения Евгеньевича?
– Так... – саркастически улыбаясь, протянул следователь. – Чернов Евгений Евгеньевич, тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения, русский и так далее. Привод в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году за уличную драку. В семьдесят седьмом на него поступило анонимное заявление сослуживца, утверждающее, что Чернов Евгений Евгеньевич хранит дома краденые на работе капсюли-детонаторы, огнепроводный шнур и несколько патронов скального аммонита... Негласная проверка заявления не подтвердила... Семьдесят девятый год – избиение подчиненного, начальника отряда Кутырова Юлдуза... Потерпевший в следственные органы не обратился... Восьмидесятый год... По вине старшего геолога Тагобикуль-Кумархской геологоразведочной партии Чернова Евгения Евгеньевича, допустившего организацию лагеря в неположенном месте, при сходе лавины погибли буровики Енгибаров И.Ю. и Сиракузов З.З. В отношении Чернов Е.Е было применено административное наказание – с сохранением должности он был на два месяца переведен в горнорабочие II разряда... Да вы у нас ангел, уважаемый Евгений Евгеньевич! Так кого вы подозреваете?
После этого случая я сдержаннее к людям начал относиться... Но все равно со всеми подряд дружил. В Карелии, на Кительской шахте, познакомился с одним горнорабочим. Симпатичный такой, улыбчивый и очень смирный парень. Все пел, пробы мне отбирая:
Вот и встретились два одиночества,
Развели на дороге костер.
Но костру разгораться не хочется,
Вот и весь разговор...
А в свободное время приходил в наш геологический вагончик, сидел, смотрел по сторонам и ласково так улыбался, особенно когда на молоденьких практиканток смотрел. Его геологи прогоняли, но я оставлял. Пусть сидит человек, ведь никому не мешает? А потом этот симпатичный, улыбчивый и очень смирный, завлек в тайгу самую юную студентку и изнасиловал развратным способом. Насильником, оказывается, он был со стажем и длинным послужным списком...
– Ну чего ты раскис?..
– Ты знаешь, так хочется хоть немного в раю пожить. Я-то в тебя не верю, и в рай посмертный тоже. Но пожить в нем очень хочется... Пусть после чистилища, гиены огненной, пусть после неисчислимых житейских страданий, но хочется... Так хочется пожить среди хороших людей хорошим человеком. Хочется все отдать, хочется, чтобы приняли мои дары, хочется, чтобы подарили ответно, душу свою открыли... Хочется, чтобы верили, хочется,
– Если бы так не было, то я был бы вам не нужен...
– А Тебе хочется быть нужным... Понимаю. Нужность – альтернатива свободе, которая Тебя, судя по всему, забодала.
– Примитивно мыслишь, земными категориями. Земная жизнь в человеческом образе – это ничтожнейшая часть душевной жизни. Представь, что ты протоклетка в протоокеане Земли. И философствуешь о смысле жизни... Жизни, простирающейся практически бесконечно... От протоклетки до меня...
Со временем пошла работа по Ирану, и я все забыл. А в начале декабря все вспомнил. От и до. В середине ночи проснулся с дикой головной болью. Такой дикой, что лежать не мог. Только стоять и ходить. Но Веру будить не стал. Хотел вызвать скорую, но телефон не работал. Замерил тонометром давление – 300 на 180.
Спасла меня супруга. Опосредовано спасла. Не сама, а мысль, что она отравила. От этой мысли самолюбие мое взыграло: «Отравили? Как мышь серую? Нет уж! Не дамся!»
Разозлился дальше некуда, и сразу полегчало. Человек все с собой может сделать: и спасти и погубить. Главное – не быть овцой и не теряться. Пошел в ванную, выпил три литра воды с возвращеньецем, потом кишечный душ устроил. Весь промылся. От киля до клотика.
После водных процедур принялся за тещин спирт. Хотя и боязно было – при таком давлении пить опасно. Посоветовался с внутренним голосом, и он сказал мне уверенно: «Пей!»
Ну, я и выпил сто граммов неразведенного. Не скажу, что хорошо пошло, нормально, сойдет. Сел на свой стул – захорошело! Выпил еще, закусил колбаской, и рассмеялся. Представил, как Вера просыпается, а я рядом лежу. Холодненький, серенький таком от потери жизни.
...Нет, не ее это рук дело. Если супруга моя – маньячка, то вряд ли она стала бы отправлять меня на тот свет без коренной для себя пользы. Просто так отправить, без кайфа? Нет, маньяку это не под силу. Это то же самое, что алкоголику бутылку водки в унитаз вылить, не понюхав даже содержимого.
Через день я спешно улетел в Тегеран – надо было на месте оговорить некоторые пункты готовившегося контракта. Дела заняли у меня два дня, и я улетел в Чохор-Бохар, город на берегу Оманского залива, город, в который мы с Лейлой стремились. Иранцам я сказал, что мне надо провести береговую рекогносцировку. Пройдя от Чохор-Бохара на запад около пятидесяти километров, я нашел, что искал.
Увидев их сверху – тропа шла по-над обрывом, я оцепенел. Со мной был бинокль, придя в себя, я залег за камнем и стал смотреть. Девушка, похожая на Лейлу сидела под навесом, сооруженным из железной проволоки и выцветшего покрывала. Она кормила младенца и смотрела на море. Смотрела на раскачивавшуюся лодку, в которой перебирал сети мужчина, очень похожий на меня.
Если бы я не был уверен, что это я раскачиваюсь в лодке, если бы я не знал, что это Лейла кормит моего ребенка, я бы, конечно спустился к ней.
Если бы я не сомневался, что это я раскачиваюсь в лодке, если бы я не думал, что это женщина, кормящая ребенка, всего лишь похожа на Лейлу я бы, конечно спустился к ней.
Пока я курил, мужчина в лодке поймал большую белую рыбину и взялся за весла. Посмотрев на женщину, кормившую ребенка, я почувствовал, что и она гребет вместе с ним.