Клуб на крыше больницы №7
Шрифт:
– В основном примерно одинаково, относительно терпимо, если учесть, что я уже и не помню, как это жить без головной боли. Пью обезболивающие, которые отпускают без рецепта, но думаю, что дальше так продолжаться не может. Иногда вечерами боль становится невыносимой. Снова пью таблетки. В выходные налегаю на алкоголь, чтобы ничего не чувствовать, но наутро, разумеется, все еще хуже. Когда есть возможность, прикладываю холодный компресс к затылку, это тоже немного помогает.
– Ясно. Для начала рекомендую вам сдать анализ крови, сделать электроэнцефалограмму и МРТ мозга. С результатами этих исследований буду ждать вас на повторный прием. Здесь на листочке я написал несколько препаратов, которые облегчают симптомы, их можно приобрести в любой аптеке. На время обследований настоятельно рекомендую взять больничный или отпуск, отключить рабочие телефон и
Медсестра резко подняла голову от медкарты и перестала писать, глаза у нее округлились до размера Юпитера. У Александра слегка отвисла нижняя челюсть, на его лице читался явный испуг.
– Вы уж простите, что так прямолинейно. Я просто не вижу смысла скрывать от взрослого человека правду, – объяснил Сэм свою резкость. – И еще. Попытайтесь отказаться от кофеина в любых количествах. Через неделю после этого вам станет легче, это гарантировано.
Пациент сдержанно поблагодарил за рекомендации и вышел из кабинета.
– Кажется, я сегодня неважно себя чувствую, – с сомнением произнес Сэм.
– Ступайте домой, доктор. Я разберусь с карточками. – Медсестра была обеспокоена состоянием врача. Последние два года он всегда был в подавленном и отстраненном состоянии, но уже несколько дней эти подавленность и отстраненность достигли совершенно неприемлемой степени. Если так будет продолжаться, нужно будет доложить начальству.
– Спасибо, Линда, ты очень добра.
Оказавшись дома, Сэм открыл настежь окна во всех комнатах, наполнил стакан коньяком, подаренным на недавний юбилей, расположился на диване в гостиной и стал размышлять. Он жил в трехкомнатных апартаментах относительно нового жилого комплекса. Квартира была продумана и обставлена со вкусом. Деревянная мебель лаконичных форм, но ручной работы. Кожаные кресла. Черный лакированный паркет на полу. Винтажные узорчатые ковры во всех комнатах. Цвета и материалы вносили нотки африканского стиля в остальном скромный и минималистичный интерьер, разбавленный любопытными предметами декора и мебели.
Всю жизнь доктор раздает различные рекомендации по поводу поддержания хорошей формы, корректировки неправильного образа жизни, восстановления гармоничного физического состояния множеству людей. Не сказать, чтобы он не следил за собственным здоровьем, но его покойная жена Виолетта уделяла этому вопросу гораздо больше внимания. И, казалось, что они соблюдали все предписанные наукой тонкости и использовали любые премудрости ради заветного долголетия. Однако же Виолетта скончалась при родах, ребенка при этом тоже спасти не удалось. Человеческий фактор – ошибка того, кто, скорее всего, в отличие от них и не пытался придерживаться такого образа жизни, который обещает крепкое здоровье, стоил Виолетте и ее ребенку жизней. Ну а Сэм спустя два года столкнулся с раком в глубоко запущенной стадии. Не выкурив ни единой сигареты за всю свою жизнь, доктор заполучил рак легких. «Есть ли хоть какая-то логика во всем происходящем в этой жизни? – думал он. – Может быть, мне нужно бросить свою работу и начать вредить людям, чтобы победить недуг, перед которым врачи бессильны?»
Холодная ярость поднималась где-то в глубине его груди. Но отрешённость настолько прочно заняла свое место в привычном эмоциональном состоянии Сэма, что ярость эта, будто подавленная рвота, застревала там же, где возникла. Пренеприятнейшее состояние. Это как хотеть плакать, но не суметь проронить ни слезинки. Зайти в общественный туалет, чтобы сходить по-маленькому, но из-за окружающих звуков не суметь расслабиться и облегчиться. Некая незавершенность.
Сэм взялся обеими руками за журнальный столик, стоящий перед ним, поднял его над головой и швырнул со всей силы в стену. Стеклянная столешница брызнула сотнями мелких осколков во все стороны, а металлические ножки, звякнув о бетонную стену и глухо ударившись о ковер, покатились по полу. Одновременно со звоном битого стекла в его внутренней броне что-то тоже звонко лопнуло, и через образовавшуюся трещину наружу выплеснулось немного горечи.
«Надо же, даже полегчало, – подумал Сэм. По его щеке катилась одинокая слеза. – Поеду-ка я, куплю еще пару таких столов да разобью. Может быть, смогу нормально выплакаться». – Он осторожно обошел осколки, прошел в коридор, обулся, накинул на плечи легкое пальто и вышел из квартиры.
Дождь лил, не переставая. Сэм нарочно не взял зонт. «Буду совершать абсолютно нелогичные поступки, может быть, в этом весь смысл?» – решил он.
В паре километров от дома доктора находился центральный универмаг. Центральный – шибко громкое слово для небольшого трехэтажного торгового центра, но для города с населением в пару десятков тысяч жителей он был единственным, предлагающим максимально широкий ассортимент: продукты питания, одежду, товары первой необходимости, бытовую химию, даже какую-никакую бытовую технику и, разумеется, мебель, которую привозили из соседнего города, где уже несколько десятков лет работала мебельная фабрика.
Неспешной походкой, уставившись в невидимую точку прямо перед собой, Сэм направлялся к ТЦ. Мимо проехал трехдверный спорткар, окатив доктора огромной волной из лужи на дороге. Сэм выругался. А через минуту неожиданно для самого себя догнал этот самый спорткар. Припарковавшись у кофейного магазинчика, молодой брюнет в синем пиджаке вылез из-под задранной в небо дверцы и направился за покупками. Сэм остановился. Чтобы вы понимали, доктор не был человеком вспыльчивым или конфликтным. Но принятое им решение делать отныне все наоборот и вопреки логике расшевелило ранее дремавшие в нем способности. Он подоспел к двери кофейни как раз в тот момент, когда водитель спорткара одной ногой шагнул в дверной проем. Быстрым и сильным движением Сэм ткнул костяшками правой руки брюнета в шею, а левой подхватил ключи, которые выскользнули из руки обидчика. Тот обмяк, и тело его по инерции повалилось внутрь помещения, а Сэм обратной стороной правой ладони толкнул дверь, тем самым закрыв ее. За несколько быстрых шагов он подошел к машине, на ходу открывая ее. Уже через пять минут Сэм сталкивал спорткар с заброшенного моста на окраине города в реку, предварительно вытерев все следы своего пребывания в автомобиле.
«Что это было, что я сейчас сделал?» – подумал он. Дождь превратился в противную морось. Совсем стемнело. До закрытия ТЦ оставался ровно час. «Еще успею купить пару столов», – решил доктор и выдвинулся за покупками. Странное чувство радости и торжества клокотало в груди. «Он же не мог быть хорошим человеком? – размышлял Сэм. – Ведь хорошие люди не окатывают пешеходов водой из луж. А еще на спорткарах в бедных городах не разъезжают. Да и какой хороший человек станет надевать ярко-синий костюм? Это точно выбор злодея», – решил доктор.
К тому моменту, когда он подошел к ТЦ, дождь прекратился. Внутри было совсем немноголюдно. Мало кто будет шляться по магазинам посреди недели да еще под самое закрытие, да и погода не благоприятствовала. Мебельный магазинчик находился на третьем этаже. Сэм поднялся на лифте, нашел нужный бутик и вошел внутрь. Продавец, немолодой полный мужчина, дремал в одном из выставочных кресел. Голова его была запрокинута слегка набок и назад, из открытого рта почти до плеча свисала слюна.
– Неприятное зрелище, но не думаю, что он злодей, – вслух заговорил доктор. Он сам удивился тому, что подобные мысли посетили его, и еще больше удивился тому, что проговорил их вслух. «Я схожу с ума?» – задумался Сэм. «Лучше вернусь в свою квартиру», – решил доктор. Он развернулся и направился к лифту. Зайдя внутрь, Сэм обнаружил двух мужчин, коренастого добродушного джентльмена в строгом костюме и мускулистого байкера с длинными темными волосами.
Доктор не был человеком дружелюбным. Его единственным и, однозначно, лучшим другом была Виолетта. После ее смерти у Сэма возникло острое желание подружиться с кем-нибудь, но заговорить с незнакомцем на улице он не мог, а каких-либо других мест, кроме работы, доктор не посещал. С коллегами у Сэма отношения были профессионально нейтральными, ему никак не удавалось найти с кем-нибудь общий язык, да и не особо хотелось. А после пережитой личной трагедии он не верил, что кто-то сможет общаться с ним искренне, по собственному желанию, а не просто из жалости. На жалости же крепкой дружбы не построишь.