Клуб «Вечное перо»
Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
1
Несмотря на то, что зима только-только вступала в свои права, за окнами уже вовсю бушевала метель, бросая в дрожащие стекла горсти колючего снега. На улице было так пасмурно, что в залах пришлось зажечь огни – не большие люстры под потолком, а изящные лампочки наподобие
Гаддам неожиданно возник из-за угла, прямо у меня перед носом, словно вышел из параллельных миров, остановился передо мной, кутаясь в теплую куртку.
– Совершенно замерзаю, – как бы извиняясь, проронил он, – камин раскален добела, и все-таки я замерзаю.
– Я тоже, Гаддам. Сегодня за утро в голову не пришло ни одной мысли, должно быть, Он тоже мерзнет.
– Сомневаюсь, чтобы Он замерз, – с легким оттенком гордости произнес Гаддам, – кстати, Кендалл, я думаю, седло барашка в собственном соку и домашний пирог вернет вас к жизни. Позвольте пригласить вас к обеду, Кендалл. Все уже собрались.
В этот момент я и без него догадался, что обед начинается. Из зала слышались нежные, казалось, чуть простуженные, звуки скрипки и, чуть наклонив голову, я увидел Эллис Белл: она зачарованно водила смычком по струнам. Я восхищался ею, и не только как писатель, даром, что считал себя убежденным холостяком.
Чуть поодаль от Элис замер в массивном кресле маленький щуплый Амассиан. Его встопорщенные усы теперь бессильно висели, едва не касаясь уголков губ, отчего казалось, что Амассиан отдыхает от непосильного труда – я был уверен, что он один из всех нас сделал что-то за это утро и сделал немало. По другую сторону стола напротив Амассиана стояло пустое кресло, в котором покоился маленький портрет Родуэлла.
Я еще раз посмотрел в сторону обеденного зала в предвкушении обеда: не то чтобы я хотел есть – я вообще в данный момент не думал о еде, разве что о чашке крепкого кофе – просто обед всегда был для меня таинством нашего клуба. Обед сопровождался остроумными беседами, чтением набросков, а заканчивался тем, что мы благодарили миссис Брэккет и удалялись в кабинеты, откуда день-деньской слышалось стрекотание клавиш. В обеденном зале на нас нисходило вдохновение, должно быть, от него.
В такой холод Озарение было просто необходимо, чтобы продолжать работу, поэтому я ждал обеда с предвкушением не только домашнего уюта, но и единения всех нас под Его началом. Его присутствие ощущали не только мы, но и Элис, и миссис Брэккет, никогда не писавшие даже стихов.
– Кстати, – я еще раз посмотрел в зал, – Радова все еще нет.
– Вы правы, – кивнул Гаддам, – судя по всему, он у себя. Я хотел зайти за ним и за вами. Что если нам вместе пройтись до его комнаты? Я вижу, вы устали сидеть, Кендалл.
Я согласился, и мы зашагали по коридору поместья. Гаддам сегодня показался мне разговорчивым не по погоде.
– Как ваш новый роман? – спросил я, – отнимает у вас все силы?
– Вчера работал до трех ночи.
– Устали?
– Кажется, Он устал, – почти шепотом произнес Гаддам.
– Трудно поверить.
– Но это так. А Радов все сочиняет какие-то дивные миры.
– Что же, мальчику только двадцать лет!
– При чем тут мальчик? Это все это Его заслуга.
– Да, несомненно. А вот и комната Радова. Эй, мистер! – я слегка постучал в дверь, которая тут же открылась от моего прикосновения.
– Пора обе… Радов? Радов?
– В чем дело? – недовольно спросил Гаддам.
Вместо ответа я сделал шаг в сторону, пропуская Гаддама в кабинет. Радов полулежал в кресле, запрокинув голову, а с его бледного виска стекала черная струйка, падала на ковер, впитывалась в подлокотник кресла. Я указал Гаддаму на пол: на ковре возле ботинка Радова лежал, словно забытый кем-то, маленький револьвер.
2
– Похоже на самоубийство, но это лишь предварительное заключение. Дверь в комнату была открыта? – спросил следователь.
– Да, но дверь в клуб была заперта, никто не мог войти с улицы. – я сказал это и испуганно осекся, как бы не стали подозревать кого-нибудь из нас.
– Дверь в клуб всегда заперта днем?
– Нет, только сегодня из-за сильных холодов.
– Да, холода действительно, сильные – согласился следователь, – чей кабинет находится возле комнаты Радова?
– Мой. Потом идет кабинет мистера Кендалла, а в соседнем крыле дома – комната мистера Гаддама и кухня, – ответил Амассиан.
– А мимо вашей двери никто не проходил?
– Около одиннадцати проходил мистер Гаддам. Больше я ничего не слышал, хотя…
– Мистер Гаддам шел в комнату Радова?
– Я зашел на минуту, чтобы отнести Радову рукопись, которую он дал мне вчера, – холодно ответил Гаддам.
– Это действительно так, – снова затараторил Амассиан, – насколько я помню, мистер Гаддам вышел почти сразу же. Честное слово, господин следователь, если вы подозреваете кого-нибудь из нас, то глубоко заблуждаетесь, потому что…
– Ни в коем случае, сэр, – следователь замотал головой, – только один вопрос, сэр: вы слышали выстрел?
– Нет, – глухо ответил Амассиан, – я ничего не слышал.
– У Радова был револьвер с глушителем, – вспомнил я, вступаясь за Амассиана, – поэтому выстрелов не слышал никто.
– Я проверю, – следователь застрочил что-то в протоколе, – как называется ваш клуб?
– «Вечное перо».
– Любопытно. Кстати, ваш клуб не похож на обычный клуб.
– Самый обычный клуб писателей, – как можно спокойнее ответил я.
– Любопытно. Весьма любопытно. Что же, джентльмены, возможно, я еще наведаюсь к вам, хотя в том, что произошло самоубийство, практически не возникает сомнений. Всего хорошего, господа!
– Неприятный человек, – прошептала миссис Брэккет, когда за следователем закрылась дверь.
Мы молчали, – появление следователя внесло в наш уютный клуб неприятный оттенок уличной суеты.
– Умник, – ответил Гаддам, – Кстати, а где мисс Бэлл?
– Бедняжка в комнатах, – сообщила миссис Брэккет, – ей стало дурно, когда выносили тело несчастного Радова. Бедненький, зачем он только сделал это?