Клуб «Вечное перо»
Шрифт:
– Я, конечно же, плохо разбираюсь в генетике, но по-моему на личных вещах Pодуэлла не могло не остаться отпечатков его пальцев, – вставил я, – а вещи мистера Pодуэлла лежат вокруг нас в изобилии… что с вами?
Амассиан, поначалу почти не слушая меня, внезапно побледнел, расхохотался, стуча зубами, и хлопнул ладонью по столу так, что зазвенела посуда.
– Лет пять назад за такие слова вас подняли бы на смех, мистер Kендалл, – отсмеявшись, признался он наконец, – но сейчас между нашим сознанием, нашими генами и отпечатками пальцев открыта не только прямая, но и обратная связь: действительно, получив в свое распоряжение отпечатки
Я даже не намекнул ему, что информация на столах и стульях скорее всего давным-давно уже стерта.
– Мы победили, дорогой мой мистер Pодуэлл, – он протянул руки к портрету, – мы победили, – Aмассиан резко повернулся ко мне, – мистер Kендалл, вы подали мне гениальнейшую идею, вы… вы просто спасли нас всех, мистер Kендалл, если быть откровенными… Cэр?
Я медленно поднялся с места, глядя в глаза стоящего передо мною человека. Давно созревший в моей душе вопрос в любой момент готов был выхлестнуться наружу, и когда Aмассиан заговорил об откровенности, я решил, что этот момент настал.
– Если быть откровенными, Амассиан, то вы, думаю, сможете ответить мне на один, давно интересующий меня вопрос. Может, он покажется вам нелепым… За время моего пребывания в клубе я пережил уже немало удивительного, чтобы сомневаться в своих подозрениях: мистер Aмассиан, как вы объясните тот факт, что столь необходимое писателю вдохновение окрыляет меня под сводами этого здания и только здесь и нигде больше? Когда же я пытаюсь воссоздать что-то или продолжить начатое мною за пределами этого дома, у меня ничего не получается! Даже при полной ясности мыслей и на свежую голову. Сегодняшний разговор с Pадовым только больше насторожил меня. Итак, мистер Амассиан, итак, мистер Гаддам, я жду ваших объяснений.
Неожиданно для меня Амассиан не только не возражал мне, но и напротив, понимающе кивал, словно говоря: «Tак, так, мистер Kендалл, я знаю, что вы скажете дальше, я уже знаю все это». Когда я замолчал, он кивнул еще раз, словно бы утверждая что-то, и наконец заговорил, покачиваясь в кресле.
– Мистер Kендалл, сколько вы уже скрашиваете наши вечера своим присутствием? Три месяца, не так ли? Что же, согласитесь, это уже немалый срок. Я рад, что вы так легко подметили нашу тайну. Но учтите – этот секрет не должен выходить за пределы клуба. Заранее сообщу также, что после того, как вам откроется этот секрет, вы сами вправе решить, подобно Pадову, согласны ли вы дальше сотрудничать с нами или собираетесь покинуть наш клуб.
Я отрицательно покачал головой в знак того, что клуб покидать не намерен.
– Сперва попрошу вас выслушать меня. А после вы уже и сами почувствуете, так ли непоколебимо ваше решение, – предупредил Амассиан, – итак, мистер Kендалл, хотите вы или нет, но я вновь должен вернуться к биографии любимого нами Pодуэлла.
Необычайный талант несравненного Гарольда недаром поражал его современников. За день в блокноте гениального писателя могло появиться до пятидесяти новых замыслов, набросков, планов. Несмотря на трудолюбие, он просто физически не мог развернуть каждый план до величины романа. Кто и когда подал Родуэллу отличную мысль – нанимать себе помощников – до сих пор остается загадкой, но лично я уверен, что эта идея принадлежала ни кому
– Да, я читал об этом, – согласился я.
– Однако, там писали не все, далеко не все, – Aмассиан снова чуть угрожающе поднял палец, – людей поражало, с какой легкостью Pодуэлл мог передать незнакомому человеку сложнейший замысел, до которого иной фантаст мог додумываться годами.
Но было странно и другое: никто, даже самый внимательный литературовед не мог отличить романа, написанного Pодуэллом от романа, созданного кем-то из его помощников – впечатление создавалось такое, что книги писал один и тот же человек. Родуэлл как-то объяснил этот факт – тогда люди приняли его слова за шутку, но это была далеко не шутка.
Дело в том, что этот человек обладал не только редчайшими литературными способностями, но и редчайшим среди людей даром телепатии – нельзя сказать, чтобы он умел читать чьи-то мысли, но передавать мысли он умел. Да-да, мой дорогой мистер Kендалл, вы не ослышались, и теперь вы понимаете, каким образом Pодуэлл и его помощники писали книги. Судя по всему, Гарольд мог одновременно обдумывать сюжеты многих и многих романов, подчиняя своей воле десятки писателей. Но самое интересное, что после смерти Pодуэлла в его доме – особенно в комнатах, где он работал – от писателя осталось ЧTO-TO: вы можете называть это душой, но я не верю ни в какие души, скорее вспоминая об электромагнитных полях, неких флюидах, которые хранят мысли писателя и что самое главное, передают их людям, входившим в комнату…
От этих слов Амассиана в груди у меня похолодело: уж не придумал ли наш ученый друг очередной розыгрыш? Очень похоже…
– Разумеется, не все могли услышать мысли писателя, – продолжал Амассиан, – таких было немного, оттого-то мы, посвященные, и устраиваем новичкам жесточайшие проверки.
– Вы знали Pодуэлла лично? – спросил я.
Гаддам оторопело посмотрел на меня: как может кто-то из нас лично знать человека, умершего восемьдесят лет назад?
– Итак, Kендалл, надеюсь, вы не будете сомневаться в моей искренности: никто еще не принимал мои слова за красивую шутку.
– Я верю вам, джентльмены, потому что чувствую: это действительно так.
– Что же, Kендалл, в таком случае вам предстоит сделать окончательный выбор. Теперь вы знаете тайну нашего клуба, а многих эта тайна раз и навсегда отпугивала от нашей компании. Быть помощником Pодуэлла – задача нелегкая, ведь порою фантом великого творца выжимает из тебя за работой все силы… итак, мистер Kендалл, что вы на это скажете?
Я давно ждал этого вопроса, потому что давно знал, что на него отвечу, и сейчас мне оставалось только подняться с места и сказать:
– Я согласен быть помощником Гарольда Pодуэлла.
5
На этом мои воспоминания затихают, как морской прибой подле песчаного берега. Да и нечего больше вспоминать: годы творчества, пусть даже и не своего творчества, бескрайний мир фантазии величайшего писателя всех времен, бесчисленные гонорары и слава, к которой я был равнодушен.
Конец ознакомительного фрагмента.