Клубничный Яд
Шрифт:
— О… Боже, — я задыхаюсь, подавшись вперед, и тошнота удваивается, когда я понимаю, что Килл вырезает слова на коже мужчины. Ронни рычит на Килла, пытаясь закричать в те мгновения, когда он вырывается из хватки со смертью.
Я сгибаюсь, обхватывая себя руками, чтобы хоть как-то справиться с растущим чувством тошноты. Я видела мертвых людей раньше, выросшая в семье мафиози, но это… это нечто совсем другое. Запах крови витает в воздухе, как электрический заряд, и я смотрю на человека, которым теперь полностью поглощена. Теперь я точно знаю, что его жизнь и его работа намного более мрачны и жестоки,
Когда Килл заканчивает, он вытирает лезвие ножа о штаны мужчины и встает. Достает из кармана телефон, нажимает на экран и подносит его к уху, после чего отступает назад. Его глаза, холодные и острые, пристально смотрят на меня, оценивая мою реакцию.
Когда он отходит от лежащего на полу тела, становится видна грудь Ронни. И слова, которые он вырезал.
«Она моя».
Бьянка выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок, когда перед ее глазами появляются слова, которые я вырезал на груди этого ублюдка.
— О, Боже! — вскрикивает она.
Отлично, теперь она знает. Теперь она понимает, на что я готов пойти, чтобы донести до нее свое послание. Как далеко она меня толкает. Мне хочется ее успокоить, но ярость, которая кипит внутри меня, не позволяет быть мягким. Пока нет.
— Фитц, — говорю я, когда Ребел отвечает на звонок, не отрывая своего ледяного взгляда от Бьянки. — Сейчас отправлю тебе адрес. Мне нужно, чтобы ты был здесь вместе с Гоустом. Сделайте так, чтобы всё выглядело, как будто бы здесь ничего не произошло.
— Считай, что сделано. Ты на задании сегодня?
— Нет, это не бизнес, — личное, — мой взгляд становится еще жестче, вспоминая, как меня разбудила от лучшего сна за последние годы невыносимая нервная дрожь под кожей, когда я обнаружил ее исчезновение.
Чертова записка, написанная на клочке бумаги, утверждала, что я был для нее всего лишь эпизодом из прошлого. Моя рука сжимается в кулак, сдавливая телефон.
— Я хочу, чтобы это осталось между нами. А того, на чьей груди я оставил послание, ты доставишь на порог второго адреса, который я тебе пришлю.
— Кто живет по второму адресу? — между нами повисает тишина, когда я не отвечаю. — Погоди, а кто живет по первому?
Я с досадой вздыхаю.
— С первым адресом проблем не будет. Но со вторым будь осторожен, — я заканчиваю разговор и убираю телефон в карман.
Если бы Ребел не был одним из самых беспощадных людей, которых я когда-либо знал, кроме меня самого, я бы не отправил его на порог Лоренцо Моретти с изуродованным трупом одного из его людей. Но я уверен, что Фитц справится самостоятельно с любой ситуацией, в которую попадет.
А с Гоустом рядом — можно не волноваться. Эти двое — ходячая смерть, воплощенная дисфункция. Они жаждут хаоса.
Убивать людей Моретти — не самый разумный шаг, который я когда-либо совершал. А провоцировать его, вырезая послание на его мальчике на побегушках — еще хуже. Но когда я вошел в квартиру Бьянки и услышал возню в спальне, мой разум отключился, как это было в доме Шона, когда руки Килана были на моей женщине.
Я увидел их перстни до того, как выстрелил.
Вот еще один шаг, до которого меня довела Бьянка. В очередной раз.
— Килл, — произносит она, ее голос дрожит от эмоций.
— Идем, — приказываю я, перешагивая через труп этого ублюдка и задевая плечо Рыжей, проходя мимо.
— Подожди минуту…
— Я только что начал ебанную войну ради тебя, Бьянка! — кричу я, резко поворачиваясь к ней.
— Ты понимаешь, кто эти люди?
— Да, они сказали мне. А ты понимаешь?
Я быстро приближаюсь к ней, пока мои кожаные ботинки не касаются ее кед.
— Я знаю всё, блядь. Всё, — я делаю ударение на каждом слове, вонзая палец в пол. — Кроме того, что ты собиралась уйти. Этого я не знал.
Горький привкус наполняет мой рот, пока я прохожу мимо нее, направляясь к выходу.
— Идем! — снова приказываю я.
— Но, Килл, я…
— Не произноси ни слова, Бьянка, — жестко перебиваю, не останавливаясь и чувствуя, как Рыжая следует за мной по пятам.
Чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас, потребовалось немало времени. Меня засасывало постепенно, шаг за шагом, пока тьма не поглотила меня полностью.
Пока мне было двадцать, человечность всё еще боролась за существование в каждом моем поступке. Постоянное болезненное напоминание о том, что я родился таким же, как все. Что я дышу и чувствую, мое сердце бьется так же, как и у всех остальных. С каждым убийством эта человечность становилась слабее, пока моя мораль не стала гибкой, приспособленной к тому, что раньше казалось неправильным, а теперь стало необходимым.
Ничего святого для меня не оставалось.
До сегодняшнего дня.
Когда я захожу в свой кондоминиум, Бьянка плетется за мной, и я осознаю, что нужно выплеснуть агрессию, которая бурлит в моих мышцах. Злость на ее выходку так близка к поверхности, что готова взорваться. И я не уверен, хочу ли я, чтобы она исчезла из моего чертового поля зрения, или чтобы осталась рядом и больше не могла уйти.
Вываливая содержимое карманов на гранитную стойку в кухне, мой взгляд падает на разорванный листок бумаги — ту самую записку, которую Бьянка оставила мне:
«Так будет лучше. Лучше для нас обоих. Я буду всегда помнить тебя, мой Волк».
Эти слова вонзились в меня, как нож в живот.
Как легко тебе было уйти, Рыжая?
Она ушла, когда я не думал, что она сможет. Она решила, что так будет лучше — для нас, для нее — если она будет подальше от меня. Единственная причина, по которой она смогла уйти, не разбудив меня, заключается в том, что ее тело, прижавшееся ко мне, успокоило мои мечущиеся мысли, позволив впервые за долгое время уснуть спокойно. Мои чувства к ней затуманили то, что я должен был заметить: она всё еще плененная птица, которая ждет, когда кто-то оставит клетку открытой. Поет сладкие песни, заманивая, словно сирена.