Клубничный Яд
Шрифт:
Я прижимаю лезвие к его коже, пока капли его крови не появляются вдоль острого края ножа.
— Поясни, — требую я, зная, что всё, что он скажет дальше, может вывести меня из себя.
— Позволь бросить еще одно слово… — его лицо светится удовлетворением, но веки становятся тяжелыми от потери крови. — Отвлечение, — наконец произносит он, ухмыляясь.
Сила, способная сбить меня с ног, заставляет меня потерять равновесие, пока понимание медленно просачивается в сознание.
Изначально
Он отвлекает. У него есть цель. И эта цель — отвлечь меня. Отвлечь от чего?
Рыжая.
— Лоренцо всегда отдает долги. Он…
Прежде чем его губы произнесли еще хоть одно слово, мое лезвие пронзает его горло, прорезая вены, мышцы и хрящи, пока не встречает кость. Я вдавливаю нож еще глубже, крича от ярости, разрывая спинной мозг и позвоночник, пока его голова не свешивается назад.
Моя грудь тяжело вздымается, руки покрыты кровью Бронсона, и на мгновение я думаю, что же я натворил, когда понимаю, что теперь не смогу выпытать из него ответы, если что-то случилось с Рыжей.
Я взглядом нахожу Ребела, его глаза расширены от ужаса.
— Бьянка, — выдыхаю я, когда моя ярость начинает спадать, и я осознаю весь ужас сказанного мертвецом.
— Беги! — кричит Ребел.
И я делаю именно это.
Я бегу.
Сую нож в ножны, всё еще покрытый кровью мертвого ублюдка, и бегу. Бегу так охренительно быстро, что рычу, чтобы придать себе сил. Добравшись до машины, я открываю дверь и плюхаюсь внутрь, выуживая телефон из кармана. Привожу машину в движение, выезжаю со стоянки и набираю номер Бьянки.
Звонок уходит на автоответчик, и кровь в моем лице стынет. Я звоню Финну — то же самое. Мой взгляд начинает мутнеть от страха.
— БЛЯ-Я-ЯДЬ! — кричу я, сжимая руль так, что белеют костяшки, и несусь по дороге, направляясь к своему дому.
Если с Бьянкой что-то случилось, весь этот город не избежит моей ярости.
Никто не уцелеет.
Даже я сам.
Я даже не думал воспользоваться лифтом.
Как только я распахиваю дверь своего здания, сразу бегу по лестнице, преодолевая все пятнадцать этажей, чтобы добраться до своей квартиры как можно быстрее. Адреналин и зверь внутри меня захватывают сознание, когда я мчусь к своей двери, пистолет в руке, готовый стрелять. Я даже не пытаюсь возиться с замком или ручкой — просто выбиваю ебанную дверь, зная, что, войдя внутрь, не увижу Финна и Бьянку, смотрящих «Красотку».
Мои глаза настороженно осматривают пространство, пистолет нацелен туда же, куда направлен мой взгляд. Ничего не вижу, ничего не слышу — страх скручивает нутро, заставляя меня чуть ли не согнуться пополам от напряжения. Но я не поддамся страху.
Особенно если это касается Рыжей.
— Бьянка? — кричу я, шагая в гостиную, не находя ничего
Две пустых банки от пепси стоят на кофейном столике рядом с открытым пакетом Cool Ranch Doritos и телефоном Бьянки.
— Проклятье, — выплевываю я, проводя рукой по волосам, сжимая их у корней в кулак.
Я бросаюсь в спальню и вижу опустошенный рюкзак Финна на полу, его телефон среди разбросанных вещей. Ком в горле разрастается, перекрывая дыхание.
— Блядь! Финн? — зову я, но в ответ тишина.
Мои ботинки скользят по деревянному полу, когда я снова влетаю в гостиную, и взгляд падает чуть дальше — на дверь в мой офис. И тогда я вижу их.
Мои ноги замирают, мышцы живота сжимаются, словно меня только что ударил движущийся снаряд.
Ноги. Неподвижные ноги лежат частично в проеме, а большей частью — в офисе. Одна нога согнута и опирается на дверной косяк, другая откинута в сторону, неподвижна.
Я знаю, кому принадлежат эти ботинки. Я знаю, чьи это ноги, еще до того, как подхожу ближе.
Мои ноги снова движутся, затем начинают бежать. Я открываю дверь, осматриваю комнату с пистолетом наготове, но не нахожу ничего.
Тогда я убираю оружие и делаю то, что разум заставляет, а тело противится.
Я смотрю вниз.
Крик вырывается из моего горла, когда мои глаза падают на тело Финна. Его глаза широко открыты, кожа мертвенно-бледная, дыра от пули в щеке.
Его пистолет сжат в кулаке, палец всё еще лежит на спусковом крючке, который он так и не успел нажать.
Я опускаюсь на корточки, рыча сквозь горло, закрываю его глаза рукой.
— Спи спокойно, брат, — говорю я, перекладывая руку ему на грудь.
Затем я встаю в полный рост.
Они забрали Бьянку.
И убили Хулигана. Моего брата.
Я сжимаю зубы, глаза сужаются, и кровь в моих жилах застывает.
Лоренцо Моретти — ходячий ебанный мертвец.
Пришло время для него встретиться с моим зверем.
Мое сердце разрывается в груди.
Они убили Финна. Веселого, добродушного, заботливого Финна. Я до сих пор слышу выстрел, который это сделал, застрявший в моей голове как бесконечная запись. С каждым гулким эхом, звучащим в ушах, я вздрагиваю, и еще больше слез катятся по щекам.
У них был ключ. Не знаю, откуда, но у них был ключ.
Мы с Финном даже не успели поставить фильм, потому что увлеклись разговором. Он расспрашивал меня о семье, и я не знаю, как поняла, что могу доверять ему, интуитивно, просто знала.
Он слушал, радовался, когда я рассказывала о хороших временах, о воскресных семейных обедах, о моих шаловливых кузенах. Он проявлял сочувствие, когда я говорила о плохих моментах, — как сбежала, как испугалась, когда поняла, за какого человека меня выдал отец, и о том, что почувствовала, когда узнала, что люди отца убили Натаниэля, парня, который помог мне сбежать.