Клубничный Яд
Шрифт:
Уж точно не выберется из этой комнаты.
— Мы кое-что раскопали, — добавляет он.
— Хмм, — хмыкаю я, кивая, впечатленный тем, что он не оказался совсем слепым в этой ситуации и не так глуп, как можно предположить по его имени.
— Скажи мне, Бро, что ты узнал обо мне во время «раскопок»?
Не поймите меня неправильно, я не так уж и впечатлен. Он попал сюда. Я всё равно думаю, что он тупой ублюдок.
— Говорят, ты оставляешь
Это нелепое предположение останавливает меня, и я смотрю на него с недоверием. Он думает, что я помог бы кому-то исчезнуть. Думает, что причина их пропажи — не в том, что я их убил.
— Тебя называют Ангелом Смерти, — добавляет он.
Я провожу пальцами по щетине на челюсти.
— Вот как меня называют?
Так много прозвищ, столько историй о том, как я работаю. Почти ни одна из них не правдива, но страх, который они вызывают, вполне реален.
Господь знает, что я не Ангел. Ни смерти, ни чего-либо другого.
Он кивает, и его глаза останавливаются на моей монете, когда она перекатывается от пальца к пальцу.
— Ты собираешься дать мне шанс на жизнь?
— О, не знаю, Бро, ты не был слишком вежливым при нашей встрече. В самом деле, ты был откровенно груб, — хитрая улыбка проскальзывает на моих губах. — Кроме того, разве предоставить тебе шанс на жизнь похоже на то, что сделал бы Ангел Смерти? Это было бы иронично, — я снова начинаю двигаться, на этот раз обходя его сзади, скрываясь в тени, чтобы он не видел меня. — Я ненавижу иронию, Бро.
Голова Бронсона поворачивается из стороны в сторону, пытаясь определить, где я и что собираюсь делать. Его движения наполнены злостью. Он не проявляет обычного параноидального страха, как другие мои пленники. И это мне нравится даже больше.
— Что ты пришел найти здесь? — снова спрашиваю я.
— Жри дерьмо и сдохни, — отвечает он, как раз в тот момент, когда вдалеке с грохотом открывается тяжелая металлическая дверь.
Боунс, Деррик и я достаем пистолеты, наводя их в сторону звука шагов, доносящихся из того же направления, откуда пришел я. Обученный убийца во мне узнает походку Ребела и звук кожаных подошв его ботинок, касающихся бетона. Если бы Лоренцо разрабатывал план по спасению этого идиота, он бы не отправил одного человека против меня.
Судя по выражению лица Бро, он этого не знает.
На мгновение я замечаю блеск в его глазах, подавленную улыбку, когда он думает, что кто-то, кого мы не ждали, входит на «вечеринку».
Это значит, что он ждет спасения. Это значит, что существует план.
Я держу пистолет наготове, направленным на вход. Если это незваный гость, я могу выстрелить вслепую.
Поэтому я продолжаю следить за Бронсоном, мужчиной, чьи мысли читаются на лице.
Когда в комнату входит Ребел, облегчение на лице моего пленника умирает. Его зрачки расширяются, и я наслаждаюсь моментом, когда в его взгляде появляется страх. Мой любимый источник пищи.
— А кто это у нас тут? — спрашивает Ребел, подходя к Боунсу и Деррику, которые опускают оружие и выстраиваются рядом, стоя с широко
— Это Бронсон Галло, самый тупой ублюдок на планете, — бормочет Деррик с усмешкой.
— Выудил что-нибудь из него? — спрашивает Ребел.
— Пока нет, — говорю я, снова переводя взгляд на Бронсона. — Если ты не скажешь мне, зачем пришел сюда, я перейду к пыткам. Уверен, в своих исследованиях ты узнал о моих методах, — я глубоко вздыхаю, раздраженный тем, что трачу на это время, когда мог бы уже быть дома с Рыжей в душе. — Я могу убивать тебя целыми днями. Медленно и очень, очень болезненно. Или ты можешь сказать мне то, что я хочу знать.
— Господь — помощник мой, — бормочет Бронсон. — Я не убоюсь, что может сделать мне человек?
— Послание к Евреям… — мои губы растягиваются в ухмылке. — Думаешь, Писание спасет тебя? Или ты ждешь Лоренцо? В любом случае, Бро, ты в полной жопе.
Выхожу из тени, убираю монету в карман и вытаскиваю нож. Я стою перед подвешенным врагом.
— Писание утешает тебя? Что насчет этого: «Вот, я посылаю вас, как овец среди волков…»? Оглянись, Бронсон, — я широко развожу руки, разворачиваясь к комнате, — ты среди волков.
Быстро поворачиваюсь и с силой бросаю нож. Лезвие с легкостью входит в плечо Бронсона, словно разрезая масло. Он кричит, его руки напрягаются в попытке инстинктивно зажать рану. Цепи, на которых он висит, звенят, издавая звук старого, ржавого металла.
— Что ты искал здесь? — кричу я, волосы падают мне на глаза, когда я теряю терпение.
Подхожу к нему, хватаюсь за рукоять ножа и нажимаю.
— Зачем ты пришел сюда?
Сначала он кричит, слезы текут по его щекам и смешиваются с каплями пота на коже. Затем, сквозь мучительный стон он начинает хрипло смеяться. Между искажением лица от боли и удовольствием, Бронсон просто смеется.
Мои глаза сужаются, и в груди возникает тревога.
— Ты думаешь, что ты самый умный в комнате, — произносит он через кашель, пот льется с его лба на лицо.
— Не самый умный, просто самый способный, — выплевываю я, вырывая нож из его плеча, позволяя крови свободно стекать.
Он кричит, струйки слюны текут по его подбородку. Его голова свисает, грудь вздымается от тяжелых вдохов, адреналин наполняет его тело, притупляя боль.
И тогда он снова смеется, и этот смех подсказывает, что что-то не так.
— Я смеюсь, потому что ты уже проиграл, — говорит он.
Мой взгляд переходит на Ребела, и я вижу тот же дискомфорт в его глазах, который чувствую в груди.
Делая два больших шага, я оказываюсь позади Бронсона. Я держу его голову одной рукой, прижимая нож к его горлу другой.
— Говорит человек, подвешенный на крюке, с моим ножом у кадыка, — я крепче сжимаю рукоять, подавляя желание полоснуть. — Но ради забавы смертника, просвети меня, урод. Почему я уже проиграл?
— Ты когда-нибудь слышал о наживке, Киллиан? — снова смеется он, заставляя меня скрежетать зубами.