Клубничный Яд
Шрифт:
Финн смеется, а я убираю руку Ребела с плеча, бросив на него невозмутимый взгляд.
— Я никуда с тобой не поеду, — говорю я. — Когда всё закончится, я возьму свою женщину и увезу ее куда-нибудь на тропический остров. Где мы сможем спать на пляже и трахаться весь день, не беспокоясь ни о ее семье, ни о таких придурках, как вы.
— Ого, — произносит Финн, глядя на моего дядю. — Возможно, тебе придется искать нового Жнеца, Шон. Килла укусил любовный жучок.
— Мы никогда его не потеряем, — Шон качает головой. — Килл уже влюблен в саму смерть.
Я
С этого момента и до конца сделки меня будут отвлекать мысли. Но даже возможная схватка с одной из самых могущественных итальянских мафиозных группировок мира не сможет затмить моего желания утонуть в теплоте Рыжей. Считайте это зарядом здравомыслия перед тем, как я отправлюсь на бой.
Возможно, она причина, по которой я могу потерять рассудок, но она же — причина, по которой я борюсь, чтобы его сохранить.
— Потерянное время не вернуть, — произносит Бьянка, читая татуировку у меня на ключице, проводя своим нежным пальцем по чернилам.
Она прижалась ко мне, ее обнаженная кожа — как шелк против моей израненной шрамами плоти.
— Карманные часы за цитатой символичны?
— Нет, — мои пальцы находят ее, когда она скользит по моей груди, и наши руки переплетаются. — Они просто хорошо смотрятся.
— Я думала, может быть, кто-то подарил тебе семейную реликвию, которая что-то значит. Может, твой отец или кто-то еще?
Это ее способ задать вопросы о моей семье. Я не слишком охотно стремился рассказывать о себе или своем прошлом. Хотя знаю, что Бьянке неприятно быть в неведении. Она просто пытается узнать и понять того убийцу, в которого влюбилась.
— Мне важна только цитата, не часы. Я потерял время. Потерял детство, горюя о смерти родителей, затем оплакивая собственную смерть, — я делаю глубокий вдох, понимая, что если открою эту дверь, то никогда не смогу закрыть. — Монета, однако… Она принадлежала отцу.
Ее губы приоткрываются, и на лице появляется выражение понимания.
— О…
— Мой отец рос так же, как я — обученным убийцей. Эта организация началась не с Шона. Она началась с моего деда в Ирландии. Отец должен был взять всё в свои руки после его смерти, но встретил мою мать. Он не хотел жить в коррупции, поэтому, когда она узнала, что беременна мной, он сбежал, увез ее в Штаты.
Бьянка поднимает голову с моего плеча, опираясь на локоть.
— Значит, ты не знал обо всём в детстве?
Я медленно качаю головой, замечая, как ее глаза жадно впитывают момент моего откровения. Она словно оживает, нервно нетерпеливая, жаждущая услышать мою историю.
— До их смерти я ничего не знал. Автокатастрофа, пьяный водитель, — я вижу, как ее лицо мрачнеет, зная, что авария унесла и ее брата. Я крепче обнимаю ее за талию, чуть поворачиваясь к ней. — Шон сделал Хулиганов такими, какие они есть. Он превратил их в сообщество, возродил из хаоса. Он создал Братство. Я уважаю его за это. Он всегда видел в этом смысл и пытался привлечь моего отца,
— Мне жаль… — тихо говорит она: — Мне так жаль твоих родителей.
Она говорит это искренне. Ее слова — не просто рефлекс, как у большинства. Это не формальная фраза, потому что ей слишком неловко, неудобно говорить что-то еще. Она действительно сожалеет о моей потере. Возможно, именно поэтому я чувствую желание продолжать. Высказать то, что когда-то говорил только Шону по необходимости.
— Я убил пьяного водителя в маниакальном состоянии. Был подростком, оружием без предохранителя. У меня были все необходимые навыки и инстинкт убийцы, но я не знал, как с этим справиться. Поэтому я выследил его, затащил в укромный заброшенный склад, где знал, что у меня будет несколько дней, и пытал его, прежде чем убить. Когда всё было кончено и я смотрел на его изуродованное тело, я понял, что убил невиновного человека, который просто совершил ошибку. Человека, который праздновал повышение с коллегами и ошибся, решив поехать домой. Человека с детьми, которые ждали его возвращения. После случившегося я заперся в комнате на месяц, оплакивая человека, которым никогда не стану. Порядочного человека. Любящего семьянина, такого, как мой отец.
Краем глаза замечаю, как Бьянка смахивает слезу, и понимаю, что она проливает ее из-за чудовища, монстра, не заслуживающего ее сожалений.
— Монета с утяжелением, — признаюсь я: — Она всегда падает так, как я хочу. Отец использовал ее, чтобы решить, получу ли я мороженое после ужина, и тому подобное, — слабая улыбка касается губ, когда вспоминания настигают меня. — После того, как я убил Ройса Барри — водителя, что сбил моих родителей, — и позволил себе погрузиться в чувства из-за этого, я вышел из комнаты, решив, что буду контролировать себя. Контролировать свое ремесло. Я начал носить монету как талисман осознанности. С тех пор я изменился. И никогда не оглядывался назад. До недавнего времени…
Ее взгляд поднимается от моих губ к глазам.
Мы обмениваемся несколькими секундами заряженной, но комфортной тишины, и я знаю, что она обдумывает мои последние слова, пытаясь понять, не про нее ли я сказал. Я знаю свою маленькую тревожную девочку: она не спросит, чтобы не ошибиться и не показаться самонадеянной.
Уголок моих губ поднимается в легкой улыбке.
— До тебя, Бьянка.
Сдержанный вздох вырывается у нее, и она возвращает мне улыбку.
— Ты подумываешь оставить Братство?
— Нет, — отвечаю быстрее, чем намеревался. — Буду ли я сволочью, если скажу, что никогда не уйду? — она качает головой, чуть нахмурившись, и я продолжаю: — Это наследие всей моей жизни, Бьянка. Я не могу изменить этого, так же как не могу изменить свою группу крови. Я тот, кто есть. Просто надеюсь… — я пододвигаюсь ближе, устраняя последний дюйм между нашими обнаженными телами, и притягиваю ее к себе, — …не знаю, эгоистично ли надеяться, что тебя это устроит. Я — такой, какой есть, убийца, достаточно хорош для тебя.