Клубника со сливками
Шрифт:
Она молчала. После стольких лет жизни врозь странно было слушать о так и не погасшей любви.
– Ну что?! Что ты скажешь мне на это? – торопил ее Гарик.
– Я… я не знаю, как ответить…
– Ну, скажи что-нибудь!
– Дело в том, что…
Римма, будто споткнувшись, замолчала, а Гарик тут же закончил за нее:
– Ты любишь другого, да? Того козла с усами?
– Он не козел…
– Козел не козел… какая разница. Это я так… от ревности… Любишь его, да?
– Люблю, – ответила Римма, – только у нас с ним все кончено…
– Кончено? – переспросил Гарик, и лицо его осветилось счастливой улыбкой.
Римма
– Ты зря так обрадовался, Гарик, – сказала она.
Он отмахнулся от этих ее слов, опять в один присест выпил чашку кофе и ответил:
– Да я понимаю, что все не так просто, тебе нужно время… Я подожду, Римма… Ты только сразу от меня не отказывайся. Нам ведь всегда хорошо было вдвоем.
Гарик взял руку Риммы и поднес к губам. Она не отнимала ее и вглядывалась в лицо бывшего мужа. Гарик – хороший человек, интересный мужчина. Она всегда сожалела о том, что между ними все так глупо закончилось. И сожалела вплоть до того момента, пока Юрий Николаевич Егоров не увез ее с работы на своей «Ауди».
Римма выдернула пальцы из ладони Гарика и сказала:
– Я ничего не могу тебе обещать… по крайней мере… сейчас…
– Хорошо-хорошо! Я не тороплю тебя. Сказал же, что подожду… сколько надо, но…
– Что «но»?
– Но если ты хочешь забыть того… А ты хочешь его забыть?
– Хочу, Гарик…
– Тогда, мне кажется, долго тянуть не стоит… и…
– И?
– И нужно начать жить со мной или… хотя бы… встречаться…
– Я подумаю, – сказала Римма и поднялась из-за стола. Ей уже не хотелось доедать булочку. Ей хотелось остаться одной и поразмышлять над словами Гарика.
Бывший муж поднялся за ней следом, но она остановила его:
– Не провожай. Я подумаю над твоим предложением… честное слово…
– Я позвоню тебе?
– Звони.
– Телефон…
– Тот же.
Дома, забравшись с ногами в кресло, Римма начала обдумывать то, что с ней последнее время происходило. До сегодняшней встречи с бывшим мужем она запрещала себе анализировать ситуацию и особенно вспоминать отвратительный ресторан «Дельфин». Сейчас же она изо всех сил пыталась вспомнить Жору Геворкяна – и не могла. Она помнила, как с ней танцевал липкий именинник Аркадий и самым бесцеремонным образом прижимал ее к себе, и лез чуть ли не под платье. Неужели со стороны казалось, что это она к нему пристает? Еще она помнит приятного брюнета с седыми прядями на висках. Он очень интеллигентно предлагал ей встретиться в другой обстановке и самым достойным образом принял ее решительный отказ. А что же было потом? Потом она танцевала с Юрой и еще с двумя его друзьями. А дальше? Что было после того, как они съели горячее – какую-то удивительно вкусную рыбу, она совершенно не помнит. Ни-че-го!
Тогда, наверно, неудивительно, что она не помнит и Геворкяна. Если она действительно вела себя так, как рассказывает Юра, то вполне можно представить, как ему было за нее стыдно. У Егорова ведь нет причин сочинять, наговаривать на нее. Или есть? В конце концов, он мог бы открытым текстом сказать, что разочаровался в ней. Для этого незачем было и в ресторан ее водить…
А как бы поступила она, Римма, если бы непотребно напился Егоров? Неужели скривила
Римма сморщилась и сжала руками виски. Нет, нет и нет! Он любил ее! Любил! Человек не может так притворяться! Да и какой смысл в лицедействе? Юра ведь даже к матери стал ходить реже, чем раньше, потому что никак не мог оторваться от нее, Риммы. Даже на работе Егоров часто выходил из своего закутка, чтобы лишний раз взглянуть на нее, дотронуться до ее плеча. Помнится, Мариванна вечно иронизировала на этот счет.
И что теперь? Неужели все закончилось, как только она единственный раз оступилась? И как с ней такое могло произойти? И почему Жорик Геворкян плел какие-то странности о ее склонности к алкоголю? А-а-а… Тут, наверно, другое! Дело, скорее всего, не в том, что она выпила лишнего и отключилась. Бабник Геворкян, наверное, запамятовал, что Римма и в институте не падала в его объятия. В его воспоминаниях с течением времени их учебное заведение, видимо, трансформировалось в собственный гарем с техническим уклоном, где Римма была одной из наложниц. А у Егорова женская неверность – пунктик. Он рассказывал Римме, из-за чего развелся с женой.
Но ведь нет смысла идти к нему и доказывать, что у нее и было-то всего три мужчины в жизни: бывший муж, он, Юра, и… еще один человек… То есть сначала, конечно, тот человек… ошибка… глупость… беда… Даже если она все это расскажет Юре, разве что-нибудь переменится? Никому ничего доказать невозможно.
А что касается бывшего мужа Гарика, то у них, скорее всего, ничего не получится. У нее вообще ни с кем ничего не получится. Она, Римма, любит Егорова. Она не станет впадать в истерику от того, что он ее оставил. Она не будет также травиться, вешаться или бросаться из окна. Она будет жить, как жила раньше. В конце концов, у нее есть отличные, проверенные временем подруги, родственники, маленькая племянница Санька, дочка брата. Она, Римма, многим нужна. И ей нужны многие, а вовсе не один лишь Егоров…
На следующий день Гарик опять ждал Римму на остановке маршрутных такси у «Петроспецмонтажа».
– Не стал звонить, потому что ты могла отказаться со мной встретиться, – сказал он, усаживаясь вместе с ней в маршрутку.
– Я и отказалась бы, – кивнула Римма. Она специально не стала искать глазами машину Егорова, хотя ей очень хотелось покрутить головой.
– А смысл?
– Мне кажется, что встречаться нам с тобой еще бессмысленнее.
– Брось! – В тесной маршрутке Гарик придвинулся к Римме как можно ближе и шепнул в ухо: – Я помогу тебе забыть его.
Римма болезненно дернулась и задела локтем рядом сидящую женщину с крошечной собачонкой на руках. Собачонка залилась неожиданно громким лаем, и водитель, повернувшись к пассажирам, раздраженно крикнул:
– Щас высажу всех к едрене фене! То у них плееры, то пиво, то шавки всякие! Совсем охренели!
Женщина зажала рукой пасть своей собачки, и та, тут же угомонившись, разлеглась у нее на руках и даже попыталась устроить тоненькую лапку на Риммином локте. Ее хозяйка тут же торопливо извинилась, устроила свою питомицу по-другому, а Римма подумала о том, что, может быть, имеет смысл завести собаку или хотя бы хомячка.