Клубника со сливками
Шрифт:
Улыбка не произвела на бывшего мужа того магического действия, которое производила когда-то. Он сложил руки на груди и уставился на Ларису с выражением терпеливой брезгливости.
– Не смотри на меня так, – сказала она, перестав улыбаться. – Я не хуже других, как ты теперь убедился…
– Да-а-а… все вы одним мирром мазаны, хотя… – Егоров уронил руки вдоль тела и в недоумении уставился на Ларису: – А, собственно, откуда ты знаешь, что я в чем-то убедился?
Она смутилась, но постаралась
– Евстолия сказала, что ты уже больше не живешь с… той женщиной, – объяснила Лариса. – Вот я и подумала, что она оказалась ничем не лучше меня…
– Мама вечно лезет не в свое дело!
– Твои дела – ее дела, ты же знаешь.
Егоров нервно взъерошил волосы и опять повысил голос:
– Неужели мне еще раз спрашивать, зачем ты пришла?!
– А неужели тебе не понятно, Юрочка? – бросилась к нему Лариса. – Я люблю тебя и хочу, чтобы все было как раньше.
Он хотел что-то возразить, но бывшая жена закрыла ему рот душистой рукой и горячо продолжила:
– По сути дела, мы оба сходили налево и оба неудачно… оба ошиблись, а у нас сын!
– Ты шантажируешь меня Илюшкой, – отозвался Егоров, убрав от своего лица ее руку.
Лариса почувствовала, что упоминание о сыне поубавило у Юры раздражения, и решила разрабатывать эту тему дальше:
– Он скучает по тебе, Юра. И ты скучаешь… Я же знаю. Илюшка будет счастлив, если ты вернешься!
– Я не вернусь! – бросил ей Егоров и сел на диван, опять скрестив на груди руки и словно отгородившись ими от Ларисы.
– Но почему?!!!
– Потому что, когда я на тебя смотрю, мне каждый раз видится этот твой… со спущенными штанами… посреди нашего коридора…
– Юра… Ну сколько можно? Я виновата… знаю…. и уже сто раз просила меня простить… тем более теперь это вполне можно сделать…
– Что значит «тем более теперь»?
– Ну, теперь, когда тебе тоже приходилось, извини, спускать штаны… перед другой женщиной…
– Лариса!!!
– А что такого?! Я называю вещи своими именами, как и ты, между прочим!!!
– Я не позволю, чтобы… – Егоров так побагровел, что Лариса испугалась, как бы у него не хлынула носом кровь, как иногда бывало.
Она хотела в очередной раз покаянно попросить прощения, но вздрогнула от телефонного звонка. Егоров схватил трубку.
– Да, мама, конечно же, это я! – крикнул он. – И вовсе я не кричу! Нет! Не кричу! Это мы тут с Ларисой… как всегда… ссоримся… Да… Хорошо… Хорошо, говорю! Ты сама-то не кричи! Сейчас приеду! Ладно, приедем…
Юрий положил трубку и уже не раздраженным, а встревоженным голосом сказал:
– У мамы что-то случилось, и она требует, чтобы мы немедленно приехали.
– Мы?
– Да, мы с тобой.
– Зачем?
– Не знаю. Сказала, что все объяснит
Дверь Егорову и Ларисе открыла заплаканная Анечка.
– Да что случилось-то? – спросила уже не на шутку обеспокоенная Лариса.
Анечка махнула рукой и, ничего не ответив, пошла в спальню к Евстолии.
– Мама! В чем дело? – выкрикнул Егоров и, не раздеваясь, бросился вслед за Анечкой.
– Сядь, Юра, – сказала Евстолия. Она изо всех сил старалась сохранить самообладание, но все видели, что это дается ей с трудом. Многочисленные морщины ее лица находились в непрестанном движении, сходились под разными углами, расходились, и казалось, что старая женщина корчит отвратительные, постоянно сменяющиеся рожи.
Егоров плюхнулся на кресло рядом с кроватью, а Лариса встала за его спиной и даже положила руку ему на плечо, как на старинных фотографиях.
– Юра, ты помнишь… Никиту? – спросила Евстолия.
– Соловьева? Папиного шофера?
– Нет… папиного сына от первого брака…
Егоров пожал плечами и ответил:
– Да так… Немного… Мы почти и не виделись с ним. А что?
– А то, что он неожиданно появился на нашем горизонте.
– И? Хочет встретиться?
Евстолия переглянулась с Анечкой и сказала:
– Думаю, тебе придется с ним встретиться, потому что он… В общем, он недавно приходил, Юра… чтобы предъявить свои права.
– Права? На что?
– На все! – выкрикнула Евстолия почти таким же громовым голосом, каким обладала в юности.
– Не понимаю, – покачал головой Юрий и даже пожал руку Ларисы, которая посчитала это хорошим знаком и тут же положила вторую ладонь на другое его плечо.
– На все, Юра, это значит, на коллекцию книг и на эту квартиру… со всем ее содержимым…
Егоров усмехнулся:
– Ну… на коллекцию он, наверно, может претендовать, как сын, а вот на квартиру… Она же является моей по завещанию.
– Понимаешь… – Евстолия приподнялась на своих подушках, и Юрий впервые в жизни прочитал на лице матери настоящий животный страх. – Он утверждает, что уже говорил с юристами… и получается… будто бы незаконно, что ты наследуешь все один.
Егоров в раздумье потер подбородок и сказал:
– Может, он и прав… Я в этом не разбираюсь. Он ведь тоже сын отца. Мы можем отдать ему часть коллекции…
– Юра! Что ты говоришь! – перебила его Евстолия. – Николой Витальевич собирал ее всю жизнь не для того, чтобы она разошлась по рукам!
– Ну… почему по рукам? Она будет находиться в равных долях у его сыновей. Не вижу в этом ничего страшного.
– Ты не знаешь Никиту, Юра! Он продаст все! Он так и сказал, что продаст! Ему нужны деньги! Ему плевать на коллекцию!