Клубок со змеями
Шрифт:
Жрец утвердительно кивнул и обратился к табличке:
— У храмового писца Бел-Адада имелись два глубоких шрама на левом запястье, полученные несколько лет назад в результате операции по удалению змеиного яда. Укус писец получил, случайно наткнувшись на опасную тварь во время обхода южных пригородов, дабы составить перечень продуктов, причитавшихся в качестве налога с земледельцев в пользу бога Мардука.
В глазах командира стражи вновь блеснул тот нехороший огонек, который мне уже единожды удалось повидать. Но он потух
— Выходит, — начал Эмеку-Имбару, — погибший и вправду был писцом. Но зачем ему понадобилось скрываться в виде корзинщика?
Верховный жрец Кашшур окатил командира таким взглядом, словно пытался заморозить того насмерть. Его лицо превратилось в подобие бронзовой маски.
— Я не давал вам права говорить, командир.
— Простите, Ваша Лучезарность, — в голосе Эмеку-Имбару не звучало и намека на раскаяние.
Поразмышляв несколько секунд, Кашшур добавил:
— Впрочем, должен признать — ваш вопрос уместен.
Эмеку-Имбару продолжал молча смотреть на Верховного жреца, и тот начал пояснение.
— Последний месяц Бел-Адад не занимался какого-либо рода деятельностью, связанной со службой Мардуку или совету. Однако мне донесли сведения о том, что храмовый писец продолжал брать серебро из жреческой казны, пользуясь своими полномочиями. Разумеется, совет не мог оставить без внимания сие действие. Мы приставили к Бел-Ададу своего осведомителя. Вы наверняка столкнулись с ним в приемном зале. Ариду, крестьянин, что работает на каналах к югу от Вавилона.
Командир стражников согласно кивнул.
Верховный жрец продолжил:
— Согласно сведениям, добытым нашим осведомителем, храмовый писец занимался раздачей казенных средств местному населению и вел с ним тайные беседы. Однако смысл этих бесед установить мы не успели. Бел-Адад погиб под обрушившейся крышей собственного дома. Мы можем лишь предполагать об истинных мотивах писца. Вы знаете пекарей? Тех, что задержали за оскорбление нашего повелителя Самсу-дитану?
Командир стражников вновь утвердительно кивнул.
— Накануне их возмутительной выходки в местной таверне Бел-Адад, согласно все тем же сведениям нашего осведомителя, вел с ними некую беседу и передавал денежные средства в виде серебряных сиклей. Совет Храма Мардука начал подозревать писца не только в растрате казны Эсагилы, но и в распространении недовольства среди населения пригорода. Не исключено, что Бел-Адад занимался подстрекательством. Я намеревался отдать приказ о задержании и его дальнейшего допроса, однако не успел. Случилось то, что случилось.
С уст Эмеку-Имбару уже хотел сорваться уточняющий вопрос, но, видимо, вспомнив предыдущую реакцию Кашшура на свое любопытство, так и не произнес его вслух.
Заметив это, Верховный жрец молвил:
— Как только Ариду узнал о произошедшем с Бел-Ададом, он сразу сообщил об этом нам.
— Значит, меня отпустят? — с надеждой в голосе спросил я.
Лицо Кашшура, вновь превратившееся в бронзовую маску, повернулось ко мне:
— Виновность Бел-Адада в растрате казенных средств на непонятные цели не освобождает тебя от ответственности за недобросовестное строительство хижины.
Из меня вырвался стон отчаяния, а Верховный жрец снова обратился к командиру стражников:
— Что бы ни помышлял Бел-Адад за нашими спинами, он по-прежнему оставался храмовым писцом, и его убийство является делом государственного уровня. Этим объясняется мой приказ о задержании ремесленника Саргона и дальнейшее препровождение оного в тюрьму Эсагилы. Надеюсь, я сумел утолить ваше явное любопытство, командир?
Эмеку-Имбару продолжал сохранять непроницаемое выражение лица. Даже если он и переживал какие либо эмоции в тот момент, то ничем не выдал себя. Я даже подумал, что он и Верховный жрец могли бы стать неплохими соперниками в плане того, кто сумеет скрыть друг от друга как можно больше знаний.
Поскольку Кашшур ждал ответа, командир стражников молвил тоном, в котором не было ничего, кроме официальной вежливости:
— В полной мере, Ваша Лучезарность.
— Тогда вы можете быть свободны. Спасибо за донесение, Эмеку-Имбару. Возвращайтесь на службу.
Командир сдержанно поклонился и уже собирался уйти, как я окликнул его:
— Стойте!
Он посмотрел на меня.
— Вы нашли Сему? Торговца из северного пригорода?
Командир окатил меня ледяным взглядом, а затем сухо произнес, давая понять, что разговор окончен:
— Нет, — и твердым шагом вышел из зала суда.
«Сему... Куда ты пропал?!».
— Что ж, — произнес Верховный жрец, — полагаю, следствие по делу об убийстве писца Бел-Адада можно считать законченным.
— Найдите Сему, Ваша Лучезарность! — взмолился я.
Верховный жрец медленно обернулся в мою сторону, и я все понял.
Его дальнейшие слова только подтвердили мои опасения:
— Мы не намереваемся тратить время на поиски твоего возможного свидетеля, который располагает сомнительными сведениями.
— Но он знает, что Бел-Адад погиб ночью...
— Не имеет значения, когда он погиб. Главное, как он погиб, — резко отрезал тот.
— Что?! — выдохнул я.
Кашшур, не обращая внимания на мой возмущенный возглас, повернулся к другим членам совета судей и спросил:
— Ваше решение?
Те, не задумываясь, произнесли:
— Виновен.
— Виновен.
— Виновен.
Каждое их слово, словно молот кузнеца, выколачивал из меня надежду на спасение и справедливость. Мой внутренний мир, еще недавно казавшийся таким прочным, дал трещину.