Клятва истинной валькирии
Шрифт:
– Точно, – отрезала она. – Мне, чтобы проснуться с ясной головой спозаранку, наркотики не нужны.
– Сказала женщина, сидящая на эндорфинах от подкрученных нейромедиаторов.
Мэй залилась краской:
– Это совсем другое.
– Безусловно.
И он опрокинул в себя виски и отдал пустой стакан и пипетку бармену.
– Еще бурбон, пожалуйста.
И сделал широкий жест в сторону Мэй:
– А даме – все, что она захочет.
Она решила отказаться, но стоять и ничего не пить – тоже глупо. Поэтому она произнесла:
– Мохито,
Бармен смерил ее красноречивым взглядом:
– Девушка, посмотрите вокруг! По-вашему, здесь мохито подают?
– Тогда на ваш выбор. Обрадуйте меня чем-нибудь, молодой человек.
Он сделал ей мартини:
– Специально для выпендривающихся ханжей, мадам.
Мэй ждала, что Джастин пойдет клеиться к женщинам, но он, как ни странно, никуда не двинулся – а прислонился к стойке бара и принялся компанейски молчать. Он внимательно присматривался к публике, и Мэй принялась размышлять: вот он по уши залит алкоголем и наркотиками, и что теперь? Где его легендарная наблюдательность? Пробуксовывает или нет? Джастин медленно потягивал виски. Лицо выражало крайнюю степень довольства и самоуверенности – обычное выражение. Но затем Мэй заметила в его глазах старую тоску. Прямо как в Панаме.
– Что-то не так? – спросила она.
Он покосился на нее и хотел отделаться стандартным «все в порядке», но передумал.
– Знаешь, почему мы не допрашиваем свидетелей в поместьях? Почему культами занимаемся?
– Потому что убивал сектант, разве нет?
Улыбка на его лице вспыхнула и погасла. Впрочем, даже не улыбка, а ее бледный призрак.
– Теоретически, да. Хотя я бы предпочел никуда не ездить, а только отчеты из лабораторий получать. Понимаю, что тебе было бы скучно.
Вдруг он резко посерьезнел:
– Сиятельная Корнелия осчастливила меня звонком. И поставила меня в известность о том, что недовольна, как продвигается дело. Мы застряли на мертвой точке. – Мэй не имела отношения собственно к расследованию, но она тотчас взорвалась:
– Как несправедливо! Ты делаешь все что можешь! Ты тщательно всех опрашиваешь! Информацию собираешь! Анализируешь ее! И мы еще не закончили со свидетелями!
– А ты прямо в фанаты мои записалась… – ухмыльнулся он.
Джастин поднял руку – словно хотел притронуться к ней. Потом опустил.
– Тщательно, не тщательно – а следствие зашло в тупик. И Корнелия в весьма жестких выражениях напомнила мне, что у меня мало времени.
Он уставился в стакан.
– В общем, где только я не искал ответов. Даже к придуркам вроде аполлонистов заявился – все впустую. А я, по правде говоря, считал, что разберусь в два счета. Интеллектом блесну – и папка уйдет на стол к начальству. А, похоже, меньше чем через месяц меня сошлют обратно в Панаму.
– А как ты там вообще оказался?
Он вновь печально взглянул на нее, и у Мэй почему-то сжалось сердце.
– Ты не поверишь.
Мэй прониклась к нему невольным сочувствием. Может, он не слишком чистоплотный тип, но его
– А если ты сумеешь отыскать ту женщину, Каллиопу…
– Каллисту, – поправил он. – Не знаю. Люди обычно не исчезают бесследно, но у нее могло получиться. У нее – связи в подпольных сектах, которые не светятся в департаменте. Эти ребята держатся сплоченно и прячут своих адептов до последнего. Конечно, такие, как они, простому служителю помогать не станут. Но она бы согласилась сотрудничать. Я уверен. На сто процентов.
Он проглотил остатки бурбона и жестом подозвал бармена:
– «Врата рая» – еще раз.
Бармену было плевать на здоровье посетителей, но даже он ошалел:
– Тебе должно было хватить одного на целую ночь!
Джастин выложил на стойку стопку денег:
– День выдался тяжелый.
Бармен немного поколебался, но сгреб деньги и выложил крошечную пипетку на стойку. Мэй прикусила язык – хотя очень хотелось что-нибудь сказать – и молча понаблюдала, как Джастин закапывает на язык наркотик. Депрессивное настроение как рукой сняло – во всяком случае, внешне он развеселился. В нем опять проснулся бесстрашный похититель женских сердец, и он придвинулся ближе:
– Потанцуем?
– Нет. Кстати, это не танцы!
И она смерила презрительным взглядом трясущихся в центре зала придурков. Потом уставилась на Джастина – он находился в ее зоне комфорта, что нервировало Мэй.
– Они просто обжимаются.
Он наклонился к ней:
– Если память мне не изменяет, ты была не против – в прошлый раз…
– Я оставлю твою реплику без ответа, потому что ты под кайфом и не соображаешь, что делаешь, – рявкнула она. – И если память мне не изменяет, ты не охотник до повторных свиданий!
– А я, принцесса, и не на свидание тебя приглашаю!
Глаза его смотрели пугающе пристально, словно вбирая всю ее целиком, а голос стал бархатным и призывным. Такой же, как он во время допросов свидетелей использовал – чтобы вытянуть из них побольше информации.
Проснувшаяся в Мэй симпатия мгновенно улетучилась:
– Если ты думаешь, что кличка звучит как комплимент – ты ошибся, дружище!
– Это не комплимент, а чистая правда.
Теперь он смотрел на нее так, будто видел одновременно в прошлом и будущем.
– А когда я тебя в первый раз увидел – еще в панамском клубе, я забыл, как дышать. Мир остановился, и все исчезло, кроме тебя. И ты шла, как королева на приеме, и я любовался лебединым изгибом твоей шеи и отблеском зимнего солнца в волосах.
Он задумчиво склонил голову к плечу:
– Ты стефанотис видела когда-нибудь?
Мэй сглотнула – ей вдруг показалось, что она перенеслась в Панаму и лежит в постели с мужчиной, который знает о ней все.
– Стефа… чего?
– Цветок. Мы купим много-много стефанотисов и поедем в гостиницу.